Но мне не было по душе это приказание. Было очень трудно снова взбираться на гору, перегревая мотор и теряя время. На высотах не было удобных дорог, не было пути назад, да и в случае удачи трудно было преследовать противника, так как в лощине был сломан мост. Было бы невыгоднее самому атаковать красных в Старомарьевке, ворваться в село и действовать в тылу противника. Но мой долг был исполнить приказание, а не рассуждать.
На горе cpaзy пришлось атаковать красных, наступавших против правого фланга пластунов. Попав под огонь моих пулеметов, большевики бросились назад и залегли в кукурузе. «Верный» отошел к кургану, но тотчас же был послан вправо на помощь хоперцам. Подойти вплотную к цепям красных броневику не удалось – впереди дорогу перерезал глубокий овраг. Пришлось цепи обстрелять во фланг. Позади «Верного» тоже заработал пулемет: оказалось, что на грузовике подъехал генерал Бруневич. Пули подымали пыль и около броневика, и около грузовика, но последний продолжал стрелять. Генералу Бруневичу нельзя было отказать в храбрости.
Наконец большевики не выдержали огня и стали отходить, но в то же время они нажали снова на пластунов, и меня с «Верным» вызвали обратно к кургану. Получилось так, что броневику приходилось все время передвигаться и парировать удары противника в разных местах, вместо того чтобы иметь определенную задачу. От езды по крутым подъемам мотор перегрелся и едва тянул: выкипела и вода в пулеметах. Я хотел остановиться, чтобы послать за водой, но генерал Бруневич уже указывал рукой на двигавшихся большевиков, крича: «Атакуйте!»
И вновь по узкой полевой дороге «Верный» помчался вниз навстречу красным цепям. Передовые цепи мгновенно были смяты и отброшены вправо от дороги, где они скрылись в высоком подсолнечнике. Броневик пошел дальше навстречу новой густой волне наступавших и переходивших небольшую лощину. При виде броневика красные залегли и начали поспешно окапываться. Но было поздно. «Верный» вскочил в середину цепей и начал их в упор расстреливать. Красные кинулись назад, но для этого им нужно было перебежать лощину и шагах в 80 от броневика взбираться на бугop. Это им не удалось – они почти вce полегли…
Hо в это время мы заметили, что с тыла стали лететь пули, и увидели, что влево, на краю горы, пластуны начали поспешно отходить. Нужно было торопиться отойти назад, чтобы предупредить большевиков хотя бы у кургана. И когда «Верный», с перегретым мотором, медленно полз вверх и поравнялся с полем, покрытым густым подсолнечником, то оттуда посыпался град пуль.
– Огонь! Огонь! – хватал я пулеметчиков зa плечи.
Но пулеметы не стреляли… У Батанина застряла пуля в стволе; у пулемета Муромцева[299]
– какой-то перекос… Да кроме того, выкипела вода… Пули барабанили по броне, залетали внутрь машины и разбивались на мелкие осколки. Опасаясь за глаза, команда закрывала лицо шинелями. Большевикам, которые были всего в нескольких шагах, ничего не стоило захватить броневик. Однако они на это не решились.За курганом я вылез из броневика. Боже! Какой вид имел мой «Верный»! Он уже не был защитного цвета, а стал каким-то крапчатым: он был весь испещрен следами попавших в него пуль. Мотор раскалился. Радиатор был пуст. Я послал Гришинова в Надежду за водой. В это время генерал Бруневич подъехал ко мне и приказал остановить красных, наступавших на левый фланг пластунов.
– Это невозможно, ваше превосходительство, – ответил я. – Ведь там одни промоины и рытвины, а через них броневику не пройти. Да кроме того, машина не тянет и на первой скорости… В пулеметах нет воды…
Пластуны отходили. На бугре остался один «Верный»; со всех сторон его обтекали цепи большевиков. Команда, просунув в бойницы дула карабинов, отстреливалась из них. Внизу красные перерезали уже единственную дорогу, спускавшуюся вдоль фронта к Надежде. Оставаться дольше на этом месте было бы безумием. «Верный», рискуя свалиться под откос, сполз вниз, молча прошел через цепь красных, с трудом вытянул из ручья и остановился на улице села. Мотор больше не тянул. Но мы были спасены!..
Сейчас же налили воды в пулеметы, заглушили машину, облили мотор маслом и стали ждать красных. Вскоре они показались на конце улицы. Их встретили наши пулеметы. Тотчас же улица опустела.
Когда мотор остыл, я отвел броневик немного назад и укрыл его в переулке, назначив часового наблюдать за большевиками. Теперь, выйдя из стальной коробки на чистый воздух, мы вспомнили, что уже сутки ничего не ели. Кобенин побежал в соседнюю хату за хлебом и скоро вернулся. Его сопровождала баба, которая несла молоко и яйца. Пока мы ели, баба, подперши ладонью подбородок, смотрела на нас. «И все-то вы воюете, родимые, и покормить вас некому!» – говорила она.
Часа четыре мы стояли в Надежде. Кое-кто успел даже поспать. Изредка появлялась разведка красных, но после выстрелов часового скрывалась.