Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6

Несмотря на близость Азии, в Ставрополе все дышало старым русским бытом. Издавна жизнь горожан текла тихо и мирно. Они были гостеприимны и хлебосольны: умели жить, умели веселиться, когда к этому был повод. Все пребывало в покое и довольствии.

Но эта патриархальная жизнь резко изменилась, когда город оказался во власти большевиков. Жители притаились, ушли в себя и решили ждать лучших дней.

Доходили неясные слухи о Добровольческой армии на Кубани, но никто о ней ничего толком не знал. Однако в городе нашлась часть военной молодежи, которая составила тайную организацию. Добывалось оружие, патроны и была установлена связь с некоторыми непокорными кубанскими станицами, лежавшими по соседству.

И вот в один солнечный июньский день пришла радостная весть – станция Торговая занята Добровольческой армией. Это обозначало, что большевики, находившиеся на Северном Кавказе, были отрезаны от Центральной России.

Ночью в Ставрополе сделали выступление. Но к сожалению, у организаторов не было опытности, они были плохо связаны друг с другом, да и в последний момент многие заговорщики заколебались и не вышли. Восстание было быстро подавлено, и над его участниками большевики в саду старого юнкерского училища устроили кровавую расправу. Все непокорные и самые смелые погибли.

Потом восстали вразброд некоторые кубанские станицы, но и этот протест красные потопили в крови и удушили в дыму пожаров…

Стих Ставрополь и еще больше ушел в себя. Спасение пришло неожиданно.

1 июля со стороны Татарки появился с казаками Баталпашинского отдела войсковой старшина Шкуро. У Вшивой рощи красные были разбиты и их главковерх Шпак был зарублен казаками. В эти же дни связался с Добровольческой армией Ставрополь. Губернатором его был назначен полковник Глазенап 12 июня, а 14-го мой «Верный» был спешно передан в его распоряжение.

Большевиков выбили из Татарки и отбросили к Невинномысской; за ними ушел войсковой старшина Шкуро. В городе остались лишь губернатор и мой броневик. Правда, из местных добровольцев сформировали Ставропольский офицерский полк, но на стойкость его мало надеялись – слишком близко был дом и родные этих добровольцев и, кроме того, наиболее смелые и предприимчивые погибли во время неудачного восстания. Между тем на восток от Ставрополя, со стороны села Благодатного, городу угрожали отряды красных, доходившие даже до Старомарьевки…

В этих случаях меня посылали с броневиком их выбивать, и «Верный» метался из села в село, часто не зная отдыха ни днем ни ночью. Через неделю меня подкрепили двумя сотнями казаков и одним орудием – стало легче… Но 25 июля большевиков собралось несколько тысяч и, заняв Золотую гору, они стали нацеливаться на Ставрополь. К Старомарьевке подтянули Ставропольский офицерский полк и со ст. Кавказская перебросили моих старых приятелей, лихих улагаевских пластунов.

На рассвете 28 июля «Верный» и конница зашли с тыла, кинулись в атаку и разбили красных. В Бешпагире утвердился Ставропольский офицерский полк.

Полковник Глазенап отозвал меня в Ставрополь, где я с «Верным» составил его единственный резерв.

Потекли дни мирной жизни. Броневик неподвижно стоял на дворе по Вельяминовской улице, и все мы тут же в доме занимали одну комнату; было тесно, но весело. По утрам искали по карманам мелочь, чтобы собрать пятьдесят копеек, и если это удавалось, то Кобенин бежал за чуреком… Жить приходилось бедно, жалованье в 250 рублей, что нам платили, было слишком недостаточно. Впрочем, мы никогда не жаловались: у генерала Алексеева денег ведь не было, да и сражались мы не из-за жалованья…

Часа в 2 дня наши хозяева, семья С., тащили нас к себе обедать. Ни наши отказы, ни протесты не помогали – нас заставляли садиться за их стол. Это была семья, какую можно было встретить только в Ставрополе: старуха мать и ее три дочери относились к нам как к родным и своего сына и брата вряд ли так любили, как нас. Вечером мы отправлялись в рощу, слушали музыку и ухаживали…

5 августа, помню, я сидел на скамейке в аллее рощи и слушал мою любимую «Молитву» Чайковского. Уже смеркалось. По роще шел быстро гусарский поручик, видимо кого-то разыскивая. Увидев меня, он обрадовался и, поздоровавшись, тихо сказал:

– Вас немедленно просит к себе губернатор.

– А что, разве пахнет гарью?

– Да, и даже очень…

Я отыскал свою команду, приказал быть готовыми, чтобы ехать к губернаторскому дому.

– На ваш броневик одна надежда, – встретил меня полковник Глазенап. – Ставропольский полк после короткого сопротивления сдал Золотую гору и отошел в Старомарьевку. Поезжайте сейчас же туда, явитесь к начальнику отряда генералу Бруневичу[297] и помогите ему удержать деревню. Я не послал бы вас на ночь, так как знаю, что броневик ночью работать не может, но положение серьезное, город в опасности.