Он шел крупной рысью, и на повороте, на гололедице Рыцарь поскользнулся и упал, сейчас же вскочил, но нога брата осталась в стремени. Рыцарь испугался и поскакал и проволок брата саженей десять. К счастью, сапог был плохой и разорвался и освободил ногу брата. Брат был так избит о мерзлую землю, что едва пришел в себя, влез в проезжавшую повозку и доехал до квартиры. Три дня он едва мог двигаться.
Мы стояли два дня в Константиновке. Наши офицеры играли в карты и редко выходили наружу. Брат, вследствие падения, плохо двигался, и я кормил Ваньку и Рыцаря, да за компанию и других лошадей, и часто проводил время в конюшне. На третий день я поил в конюшне лошадей, когда услыхал выстрел, еще и еще. Я вышел на двор, и около меня цыкнула пуля. На краю плоскогорья стояла цепь, очевидно красные. Стрельба усилилась. Мешкать было нельзя. Я оседлал всех лошадей, проклиная наших в хате, ничего не слышащих. Потом вихрем ворвался в хату.
– Красные!
Все вскочили, стали спешно одеваться и собирать вещи. Очень обрадовались, увидев оседланных уже лошадей. Стреляли уже по всему селу. Мы бросились в парк. Ездовые запрягали. Дивизия скорей выкатилась, чем вышла из Константиновки. Штаб Врангеля выскочил полуодетым. Несколько казаков попались в плен. Когда назавтра мы снова заняли Константиновку, то нашли их изуродованные трупы. Это очень озлобило людей, и пленных расстреляли.
Меня как разведчика послали однажды ночью из Петровского в Донскую Балку, где стоял наш взвод, с донесением. Очень неприятно. Ночь темная, дороги не знаю, и она идет вдоль обрыва, занятого наверху красными. Фронта никакого нет и могут быть разъезды. Я мобилизовал местного жителя с повозкой, прицепил Ваньку сзади и сам лег на сено в повозке с карабином в руках, напряженно приглядываясь и прислушиваясь к темноте. Как я заснул, сам не знаю. Проснулся я оттого, что повозка остановилась и чиркнувшая спичка осветила трех склонившихся надо мной всадников. Кровь ударила мне в голову, схватив карабин, я вихрем скатился с повозки и юркнул в кусты. Только там я совсем проснулся и с запозданием осознал, что спичка осветила погоны на их плечах.
– Черт вас дери, как вы меня напугали, – крикнул я робко из кустов, – я уж думал, что вы красные.
– Ха-ха. Мы и сами напужались, когда ты с карабином сиганул в кусты.
Слава богу, это был наш разъезд. Больше я не засыпал и был рад-радешенек приехать в наш взвод.
Петровское плоскогорье нас задержало на некоторое время. Обрывы были очень круты – от 400 до 600 метров высоты. Красная пехота могла легко их защищать, а нашей коннице было трудно на них взобраться. Кроме того, места, где можно было подняться, то есть где были тропинки, были редки и хорошо охранялись красными.
Все наши полки влезли наверх. Батарея лезла вслед за полками. Тропа была крута и извилиста. Упряжные лошади дымились от пота. Номера должны были все время напирать на колеса, чтобы продвинуть орудие в особенно крутых местах. Даже мне, коноводу, было трудно вести лошадей по тропе. Наконец мы достигли плоского верха и сели на коней. Но полки отступали, и пули летели роями.
– Что вы тут делаете? – крикнул нам полковник Топорков. – Проваливайте, и живо.
Если это говорил Топорков, ему можно было верить. Он не был паникером. Очевидно, положение было пиковое. Мы затормозили наглухо колеса орудий и спустились на рысях, чуть не опрокинув пушки.
Когда мы достигли низа, прискакал казак на взмыленной лошади.
– Приказ полковника Топоркова. Батарея, поднимайтесь поскорей. Положение восстановлено. Полковник требует вас немедленно.
Поворчали и снова полезли наверх. Но только мы вылезли на плоское, нас окатил красный пулемет. Полковник Топорков как раз начал спускаться.
– Поздно… Нужно было прийти раньше. Теперь уходите, если не хотите потерять орудий.
Мы опять скатились вниз. Несколько красных стрелков добежали до края обрыва и посылали нам пули, когда зигзаг тропы был им виден. У нас ранило двух лошадей. Вероятно, подъем длился около часа, а спуск 20 минут или меньше. Под вечер прискакал казак.
– Батарея… Приказ полковника…
Но командир батареи наотрез отказался лезть наверх. Мы встали на холм внизу и посылали наши гранаты, через гребень обрыва, наверх вслепую. Казаки потом говорили, что наши снаряды иногда ложились там, где надо.
Плоскогорье нам занять на этот раз не удалось. Но мы заняли Петровское под обрывом. На обрыве же оставались красные.
Батарея стреляла почти всегда с открытой позиции. В Северо-Кавказских степях, совершенно плоских, очень трудно найти закрытую от глаз противника позицию. Практика показала, что при маневренной войне некогда искать закрытых позиций, а нужно действовать быстрей, чем противник.