Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6

Е. Емельянов [312] ПАРТИЗАНСКИЙ ПОЛК ПОД СТАВРОПОЛЕМ [313]

7 ноября. Наконец-то дивизию нашу, сильно потрепанную, отвели на отдых. С 10 сентября по 3 ноября были в беспрерывных боях, не имели даже ни единой дневки. Выпадали дни, что и по два боя в день: на заре подойдем к какому-нибудь селу Безопасному, атакуем, часам к 9—10 утра выбьем из села большевиков и расположимся на отдых… в 3—4 часа дня тревога. В ружье. Идем 10—15 верст, и к закату опять бой, атака, и лишь глубокой ночью уснешь. То бросят нас от нашего тыла (города Ставрополя), где обоз и хозяйство, к реке Маныч на 150 верст; то глядишь – Ставрополь опять в руках большевиков, и спешным маршем днем и ночью – спасибо, хоть на обывательских подводах – поворачиваешься кругом и идешь отбивать Ставрополь.

Вышел в поход, имея у себя офицерский батальон около 600 бойцов, а на отдых пришел с 30. Во 2-й роте у меня остались в строю: ротный командир и один казак. Так под Ставрополем и лежали оба рядышком в цепи и постреливали.

В особенности памятна мне дорогой ценой купленная атака одной деревни – Малая Джалга… Далеко-далеко на севере Ставропольской губернии, среди бесконечной степи лежит она. Прогнав с боем большевиков из дер. Кевсалы, полк наш заночевал в дер. Большая Джалга. Было роковое 13 октября. По утрам заморозки. Еще не вставало солнце, и мы, неприятно ежась от холода, двинулись в поход. До дер. Малая Джалга было не более 7—8 верст. Показались крылья ветряных мельниц, крест на церкви и верхушки оголенных деревьев, что по задам дворов. Неприятель приветствовал одним-другим орудийным выстрелом. Приказано было 2-му и 3-му батальонам держаться уступом за левым флангом 2-го батальона в резерве. Местность, как ладонь, ровная. Показался красный диск солнца… Для многих, очень многих оно было последним в их жизни…

Малая Джалга, как и все степные села и деревни, длинной лентой верст на 5—6 растянулась по балочке, где струится какой-то жалкий ручеек. Вижу – 2-й и 3-й батальоны, широко рассыпав цепи, пошли в атаку. До неприятеля, до опушки леса, 2—3 версты. Минут через пять мне приказано тоже рассыпать цепи влево от 2-го батальона и атаковать деревню. Роты рассыпали цепи – стрелок от стрелка шагов на двадцать, а то и больше. «Цепи вперед! С Богом! – командую. – Направление на ветряную мельницу!»

В атаку ходим без перебежек, во весь рост: и скорее, и меньше потерь.

Двинулись. Неприятель участил стрельбу по нас. Смотрю – сестра милосердия Наташа в белой косыночке, в белом переднике, с красным крестом на груди, торопливо оправляя огромную для ее роста фельдшерскую сумку, спешит к своей роте.

– Наташа! Куда вы? – останавливаю я ее. – Оставайтесь при обозе!

– Господин полковник, моя рота в атаку пошла… Как же я останусь при повозках? Мое место там, при роте, – деловито докладывает она мне.

Я гляжу на нее, на эту еще не девушку даже, а скорее подростка. Вижу ее хорошенькую головку, ее миниатюрную фигурку и… больно мне стало за нее. Побежала догонять свою роту… Пошла, чтобы больше не вернуться: недалеко, почти что перед деревней, «братская» пуля скосила ее, и долго виднелась ее белая косынка между серых шинелей, что полегли недалеко от нее среди широких задонских степей.

Михаил Николаевич Харченко, адъютант моего 1-го батальона, то и дело подскакивает ко мне на лошади и просит разрешения закричать ротам «ура!», так как, судя по беспорядочному огню «товарищей», они должны вот-вот побежать… Я говорю ему, что рано еще, до неприятеля еще далеко, и даю ему какое-нибудь поручение, чтобы немного отвлечь его внимание. Пули свистят все чаще и чаще… Нет-нет да и упадет кто-нибудь из бойцов на землю: убитый или тяжелораненый – не видно. Наши цепи все двигаются и двигаются. Наконец со стороны неприятеля беспорядочность стрельбы достигла своего апогея. Видна суета. До окопов уже недалеко…

– Ура! – кричу я…

– Ура! – пронеслось по всему фронту на разные голоса, с разными переливами…

Вот уже недалеко и мельница… Огромные крылья ее как-то весело смотрят, улыбаются. Я – у мельницы… Мельница уже позади нас. Передо мной – брошенные неприятелем окопы… Окровавленные, рваные шинели, расстрелянные гильзы, два-три убитых неприятеля; один, тяжело или смертельно раненный, еще вздрагивает… По огородам, садам, задворкам торопливо отходит, бежит неприятель. Я приостановился дух перевести и привести в порядок роты…

– Господин полковник, нас обходят слева! Стреляют по нас слева… во фланг!

Гляжу налево:

– Это же наша четвертая рота!..

– Никак нет! Это «товарищи», наша четвертая рота вот уже где – в степи, отходит назад!

Начинают пятиться, отходить назад и остальные три роты. Выстрелы слева все чаще и чаще. Мы отходим… Мельница уже далеко позади… Люди все чаще и чаще падают, валятся на моих глазах – и я бессилен. Стоны, крики, мольбы раненых, упавших и оставляемых в поле… Пальба со стороны неприятеля становится как будто потише…

– Полк, стой! – слышу голос командира полка полковника Писарева.