Цепи останавливаются, быстро ложатся, окапываются. Командир полка верхом. С ним несколько человек конных разведчиков.
– Что вышло? – обращается он ко мне.
А вышло то, что без резерва не все атаки удаются… Взяли мельницу, выбили неприятеля из окопов… Да малы силы наши… Пластуны не поддержали нас: не пошли в атаку. Нас обошли… И вот мы здесь!
Он бледен, ему с коня виднее все поле, усеянное убитыми и тяжелоранеными офицерами моего батальона… Подсчитываю батальон: из 670 налицо 220 человек.
Ночь провели на позиции… На другой день мы взяли Малую Джалгу. Неприятеля отбросили к Дивному. Помог полковник Улагай со своей дивизией, зайдя глубоко в тыл неприятелю.
В селе Большая Джалга, куда мы отошли после боя на ночлег, в братскую могилу опустили мы до 70 наших трупов. Все покойники были раздеты догола, изуродованы, исковерканы… Иные трупы имели до пятнадцати и более штыковых ран, очевидно, глумились уже над мертвыми: иные застыли в своих ужасных позах, у двоих-троих черепа были совершенно расплющены прикладами. Одного лишь командира 4-й роты, у которого правая рука была искусственная – протез и который всегда носил и солдатский крест 4-й степени и офицерский Святого Георгия, почему-то не тронули; пуля попала между бровей – убит был наповал; искусственную руку положили на грудь, сняли новые сапоги, ордена, вынули бывшие с ним казенные деньги и даже чуть-чуть присыпали землей…
Кое-чем прикрыли покойников в могиле.
– Сотвори им, Господи, вечную память! – произнес батюшка, и слезы полились у него из глаз.
В нашей могиле оставалось еще свободное место.
– Положите и их сюда! – указал я на большевистские трупы. Их было немного больше десяти.
– Не надо, господин полковник! Пусть наши лежат отдельно! – стали упрашивать меня и офицеры, и казаки. – Мы лучше выроем для них отдельную могилу. – И они быстро принялись рыть ее.
Несколько человек из тяжело раненных и оставленных нами в злополучную неудавшуюся атаку ночью с нечеловеческими усилиями доползли до наших цепей.
А вечером, только я расположился в хате, слышу голос:
– Являюсь, господин полковник!
Оглядываюсь – мой батальонный адъютант, М.Н. Харченко. Бледный. Грудь неестественно приподнята. Сквозная рана в грудь навылет. Пуля, пробив грудь, вышла через лопатку. Забинтован.
– Не берите, господин полковник, другого адъютанта: я через неделю-другую вернусь обратно в полк!
Я успокаиваю юношу, говорю, что место ему возле меня всегда найдется, но, взглянув на него – бледного, воскового, – сильно-сильно усомнился. Он вскоре скончался.
14 октября мы взяли Малую Джалгу, а на рассвете 15 октября нас спешно двинули обратно. Оказывается, что город Ставрополь, откуда мы вышли, в руках большевиков. Пришлось снова отбивать Ставрополь.
При атаке деревни Пелагиады вижу – невдалеке от меня младший из братьев Алтабаевых, Михаил, несет, взваливши себе на плечи, старшего, Константина. У того пуля в животе.
– Миша, брось, оставь меня: я все равно умру. Иди лучше в цепь! – доносится до меня голос раненого.
Я посылаю одного из посылочных помочь. Сам с цепями продвигаюсь вперед. Мои посыльные все оглядываются и перешептываются.
– Что случилось?
– Да, мабуть, поручик вмер уже! Щось роют землю они там!
Оказалось, что действительно он умер.
– Закопали их, да могила неглубока только. Как бы волки или лисицы не учуяли да не разрыли могилы… – доложил мне вернувшийся посыльный. Младшего Алтабаева я видел немного спустя, он догонял свою цепь.
В том же бою, невдалеке от меня, был смертельно ранен пулей в горло и шею мой незабвенный помощник по строевой части подполковник Александр Алексеевич Крюков. Я до боя еще предлагал ему снять белую папаху и тулуп с белым воротником: все же не такая резкая цель на сером фоне земли. Молодой – бравировал, не послушался меня…
Выбив неприятеля из д. Михайловки, мы по пятам пошли за ним к Ставрополю. Около 9—10 верст, вплоть до самого города, поле было усеяно их убитыми и ранеными. Были брошены обозы, походные кухни, пулеметы. Среди поля валялась амуниция, солдатские шинели и торчала масса винтовок, воткнутых штыками в землю. Все говорило о том, что неприятель не отошел, а бежал к Ставрополю.
Наступили уже вечерние сумерки, когда я с первым батальоном подоспел к городу. Неприятель залег на горе, за железнодорожным полотном. Соседний полк (кубанцы) и мы пытались продолжать атаку, но от переутомления приостановились в полугоре. Будь у нас какая-нибудь свежая, нерастрепанная часть, то Ставрополь в тот же день был бы в наших руках. Но… ничего этого не было…
Настала долгая, глубокая, осенняя, холодная, с заморозками ночь. Мы лежали внизу на ветру, по огородным канавам. Вот лезу я в свое логово-канаву, куда вестовой натаскал соломы, и слышу женский голос:
– Ой, на руку наступили!
Темень, ни зги не видать.
– Кто тут?
– Да мы, господин полковник.