Второй кубанский поход и освобождение Северного Кавказа. Том 6

Снялись с позиции и мы, и в тот же момент впереди слева появились два разрыва 3-дюймовых снарядов, потом опять два, но уже ближе к дороге. Следующие разрывы появились уже далеко справа от нашей дороги, а потом слева на старом месте. И так несколько раз. Такая непонятная стрельба дала нам возможность проехать опасную зону благополучно, так как стреляли по правилам, последующие разрывы должны были бы произойти где-то вблизи дороги, и тогда нам пришлось бы туго. Ломали голову над такой странной стрельбой и пришли к выводу, что ею руководил или незнакомый с правилами стрельбы командир, или, что более вероятно, нам сочувствующий, намеренно искажавший эти правила…

Торопливо продвигаемся вперед. По дороге встречаются медленно выходящие на дорогу раненые, видны и убитые. Их отмечают их же винтовками, втыкая штыком в землю так, что по торчащему прикладу сразу можно догадаться, в чем дело. Настроение при виде такой картины становится грустным, подавленным, несмотря на то что его старается поднять наш неугомонный весельчак и балагур штабс-капитан, а вот фамилию, как ни напрягаю память, не могу припомнить. Как будто бы она заканчивалась на «ин».

Этот капитан «ин» был замечательной личностью, и о нем стоит сказать несколько слов. Веселый, остроумный, он с первого раза начинал всем нравиться. Назначенный в «штат» 2-го орудия, я отправился знакомиться со своими будущими соратниками, занятыми в тот момент чисткой орудия. Я отрекомендовался, и тогда-то ко мне подошел с засученными рукавами и с засаленными руками капитан «ин» и, сделав «свирепую» физиономию, рявкнул:

– Прапорщик, дайте мне в зубы, чтобы дым пошел!

Я опешил, но, увидя, как один из чистивших орудие мимикой мне показал, что он, мол, просит закурить, засмеялся, вынул папиросу и сунул в рот капитану.

В мировую войну капитан «ин» находился на Кавказском фронте, и его шутки и неиссякаемые анекдоты были «пропитаны» кавказским духом, а обладая прекрасным музыкальным слухом и мастерством актера-комика, он веселил нас до упаду своими песенками с грубо искаженными словами. Исполнялись виртуозно и притом чудным тенором. Припоминается один куплет одной из таких песенок:

На один бе-риг ишак сто-ит,
На другой бе-риг ему мать пла-акит,
Он его лю-бит, он ему ма-ать,
Он его хо-чит обнима-ать… и т. д.

Тут и «холодный вода», из-за чего мать ишака боится перейти речку, и сама мать, пробующая «ножкой», не холодная ли вода, и все в таком духе. Бывало, и загрустит, но быстро приходит в свое обычное состояние балагура-весельчака. Вот и сейчас, глядя на убитого солдата, он с грустью запел арию Германа из оперы «Пиковая дама»: «Сегодня ты, а завтра я…» – тыча себе в грудь. Он-таки накаркал на себя: через несколько дней был убит под Темнолесской…

Вот впереди слева уже показалась железнодорожная станция и окружающий ее поселок, а впереди справа неожиданно послышались отдаленные крики «ура». Глянули туда – и с замиранием сердца стали наблюдать захватывающее зрелище: наша конница, сверкая шашками, лавою помчалась в атаку. Но это, к большому огорчению, продолжалось недолго, передние всадники что-то замялись… остановились и… повернули назад, а за ними и остальные понеслись таким же аллюром, что и при наступлении. Крики «ура» смолкли сразу: видимо, атака не удалась – напоролись на сопротивление. Несколько лошадей без всадников, потоптавшись, срывались и мчались за отступившими…

Мы спешим… Опять видны убитые и раненые: здесь, видимо, красные задержались. По полю, перебегая от одного раненого к другому, двое в белых халатах. Это врач и фельдшерица из местной больницы, как я потом узнал, по своей инициативе разыскивали наших раненых, чтобы оказать им помощь…

Мимо, мимо… Вот уже и станционный поселок. Он большой и тянется до самого железнодорожного моста. Неожиданно послышались звуки военной музыки. Играют какой-то марш. Исполняется не так уже хорошо, но все-таки музыка. Откуда она?

Въезжаем в поселок, музыка слышится яснее, а через пару кварталов впереди видим, окруженный детворой, «оркестр» из пяти… пленных австрийцев, судя по одежде. У одного скрипка, у остальных старые духовые инструменты. Этот «оркестр» встречает и провожает наши части. Вот он смолк и, как только мы поравнялись с ним, грянул какой-то марш. «Капельмейстер», полный солидный австрияк, обернувшись лицом к нам, с большим напряжением вдувая в свой кларнет, успевает и дирижировать и играть одновременно, даже отдать честь и что-то нам прокричать. Мы посмеялись и в знак благодарности помахали им.

Въезжаем на большую площадь, сворачиваем налево и останавливаемся у самого тротуара. Через площадь видна улица, ведущая к мосту через реку Кубань, вся запруженная повозками, брошенными убежавшими большевиками. Получилась, таким образом, так называемая «пробка».