Второй после Мадары (СИ)

Обито занимал все её мысли. Он был примешан абсолютно к каждой. Каждая, даже самая посторонняя из них имела его оттенок. Это согревало и подбадривало. Всё-таки она ему небезразлична! Он пришёл за ней! Он вытащил её! Что бы там ни говорил о нём этот языкастый, Обито её не оставил. Она скучала по его рукам, ей не хватало возможности обхватить крупное, отзывчивое на ласки тело и забыться, питаясь его теплом.

Под шорох этих мыслей Ханаби незаметно провалилась в сон. Там, во сне, Обито прикасался к ней сильными руками, на которых почему-то то и дело сами собой возникали кровоточащие порезы. Обито их не замечал, но Ханаби, убеждённая, что ему больно, тянулась к ним, чтобы залечить, и вспоминала, что не умеет, что так и не научилась ирьёниндзюцу, и поэтому просто целовала, пачкая его кровью губы, и ранки заживали от поцелуев, но тут же возникали в новых местах. Ханаби, как щенок, тёрлась головой об его живот, показывая, что отдаёт ему всю себя, что принадлежит ему, и вдруг почувствовала, как волосы мокреют. Она взглянула вверх и обнаружила красный водопад, берущий начало из его груди в районе сердца. Ханаби в ужасе попыталась закрыть дыру руками, но кровь так и хлестала сквозь них, а Обито сидел неподвижно: казалось, он и этой раны не замечает. Ханаби попробовала поцеловать где-то рядом, с краешку — должно помочь, помогало же! Но кровь заливала ей рот и нос, она едва не задохнулась, и пришлось отпрянуть. Нужно что-то делать, он ведь так умрёт! И Ханаби пришла в голову идея, показавшаяся единственно верной. Она с какой-то неожиданной лёгкостью извлекла своё сердце и заткнула им дыру в его груди, перекрыв водопаду выход. Это место тут же затянулось кожей, и последнее, что Ханаби видела, умирая, — это его обеспокоенный, теперь полный боли взгляд…

Проснувшись, она поёжилась.

И всё-таки умирать — это страшно…

А вдруг она всё-таки умерла и эта темнота — всё, что теперь ей осталось?

«Обито… Где ты? Как ты?..» — всхлипнула Ханаби, надеясь мыслями о нём развеять тревогу.

Единственное, что может заглушить страх смерти — любовь.

Беспокойство, вытолкнутое из головы его образом, стало растворяться в воздухе вокруг, отчего даже чернота становилась чуть бледнее и переставала так давить на глаза.

Если бы Ханаби могла, то она бы увидела то, что ещё больше привело бы её в чувства.

Там, за окном, из уличной темноты на неё пристально смотрели два красных глаза.

Комментарий к Фрагмент

XLII

http://savepic.net/7716196.jpg

http://savepic.net/7998248.jpg

http://savepic.net/8266474.jpg

====== Фрагмент XLIII ======

Из грудной клетки к горлу подкатил саднящий комок. Обито сглотнул его, но тот вернулся, и теперь в этом месте стабильно пекло.

Вот всё и закончилось.

Конечно, с новой силой глаз он вполне мог бы применить гендзюцу к главе клана Хьюга, к Хинате, к… кому угодно в окружении Ханаби — заранее. Но не ко всей деревне же?

Кто-то непременно сболтнёт. Ограниченное Цукуёми с целью перевернуть всем мозги и заставить забыть о том, кто он на самом деле?..

Даже если и удастся, есть ещё и другие деревни, другие страны.

Ничего не выйдет. Ханаби рано или поздно узнает правду. Вероятно, уже завтра.

Пришло время прощаться.

Ладонь первой прошла сквозь стекло окна госпиталя — и вернулась обратно.

Он больше не сможет ей ничем помочь.

Он больше не в силах её защитить.

Ему не стоит усложнять всё ещё больше, чем есть.

Ханаби услышала, как за окном колыхнулась ветка и ударилась в стекло. Она повернула голову на звук.

Ветер.

В темноте пещеры, разрываемой лишь пятернёй кидающегося то на одну, то на другую стену света факела, происходил разговор. Однако беспокойный огонёк был тут лишним. Оба собеседника вполне могли обходиться без освещения.

— Что я получу взамен? — раздался молодой, но хрипловатый голос.

— А что ты хочешь? — с задержкой ответил более взрослый, нехотя и снисходительно швыряя слова на пол как подачку. Казалось, ещё чуть-чуть и в темноте раздастся грохот их приземления.

Поставим вопрос по-другому: а разве ты мне можешь что-то дать? — к концу фразы по голосу говорящего почувствовалась улыбка.

— Ну раз у тебя нет пожеланий, то довольно будет и того, что я просто сохраню тебе жизнь, — теперь улыбался старший. Звук его улыбки был веселее, увереннее, чем у второго.

— Мы оба знаем, что это только на время. Меня это не устраивает, — было слышно, как более молодой собеседник нервно переступил с ноги на ногу.

— Я могу добиться того, что мне нужно, и без твоего согласия. Просто так было бы проще. В том числе для тебя. Так что будет лучше, если ты сделаешь всё добровольно.

Раздался едва уловимый металлический лязг.

Свет настенного факела заметался, пытаясь выхватить из темноты какое-нибудь оружие, но так ни за что и не зацепился.

— Ну что ж, я согласен. Вижу, ты настроен серьёзно, — говорящий попытался вернуть себе улыбку.

И почти не было слышно, как он сглотнул.

— Цунаде-сама сказала, что может тебя сегодня отпустить, если ты уже чувствуешь себя лучше… Ей пока некогда самой к тебе забежать…