Второй после Мадары (СИ)

Обито впервые выудил из множества охвативших его ощущений самое необычное. Как бы там её ни звали: если она реально существует, то она единственный медик, которому, похоже, действительно не безразлично, больно ли ему. С самого конца Третьей Мировой Войны Шиноби он всю жизнь пребывал со своей болью — какой бы то ни было — наедине. Недавно смешную толику сочувствия пытались выжать из себя Наруто, Какаши, Минато-сенсей. Но разве они знают, что такое просыпаться среди ночи и хотеть умереть от одной только мысли, что ты больше не неудачник, что выдрессировал, переломал себя, обрёл силу и сейчас можешь защитить единственный смысл своей жизни — но нужный момент навсегда остался в прошлом? От того, что ты согласен даже на самое малое — вернуться в тот день и бесконечно ощущать безысходность, клаустрофобию, невозможность пошевелиться, сливаясь с камнями, которые разрушили твою жизнь вместе с костями, терпеть и даже дружить с испепеляющей разум болью — но только чтобы её рука бесконечно сжимала твою? Чтобы Рин двигалась, дышала, видела свет, чтобы… Чтобы хоть что-нибудь… Обито бы что угодно сделал и что угодно вытерпел ради этого. А они не смогли её сберечь — и всё это время ничего не делают, чтобы исправить свою ошибку. Их должен был послушать Обито? Неудачников похуже, чем когда-то был он сам? Неужели они правда верили, что он купится на эту чушь?

Какаши, конечно, молодец. За последнее время всё-таки тронул выжженную душу Обито. Тот даже его почти в голову к себе пустил. Хотя сам Обито был уверен, что это гиблое дело. Там — в его голове — невозможно выжить. Странно, что он сам до сих пор не умер. Хотя не исключено, что это так. Потому что если и существует ад — то он здесь. В голове Обито.

Он никогда не понимал, почему тогда сразу не сыграл в ящик. Даже познаний вечно спящего на уроках оболтуса хватало на то, чтобы понять, что одного-двух жизненно важных органов он тогда точно мгновенно лишился. Видимо, шок, адреналин держали его в сознании, оставляя возможность спастись. Обито же использовал это время на то, чтобы, наоборот, раздавать себя по частям… О своём подарке Какаши он никогда не жалел. Не получалось. Хотя порой специально старался разозлить себя, особенно когда не хватало сил на аматерасу или Сусаноо, стремился испытать ненависть, подстёгивающую к тому, чтобы пойти и вернуть своё. Но не выходило. Похоже, он действительно сделал это искренне. Ненавидеть Какаши получалось по какому угодно поводу, но не по этому.

Правая половина груди и спины страшно чесались. Обито вспомнил, что на нём теперь нет бинтов, и с наслаждением сильно поскрёб ногтями там, где должны быть бескровные раны. Однако пальцы ни на какие углубления не наткнулись. Разве что полоски.

Вдруг вмешались руки девушки. Они сначала робко и щекотно, потом всё более смело, с нажимом ощупали эту часть торса.

— Работает! — в её голосе было столько неподдельной радости, что Обито снова засомневался в происходящем. Может, она просто ещё учится и радуется первому успеху? — Я была права! Обито, как ты себя чувствуешь?

Не «Обито, я тебя ненавижу», не «Обито, опомнись и вернись в Коноху», не «Обито, сколько можно опаздывать», не «Обито, ты мерзавец, которому нет прощения», а «Обито, как ты себя чувствуешь».

Ну, как, как…

— Сносно. Много лучше. Здесь — не больно.

— У меня почти совсем нет чакры, я не могу пока продолжить… Прости. Не знаю, сколько мне понадобится времени…

Пока говорила, она продолжала бездумно водить пальцем по его груди справа. Чуть запнувшись, обвела сосок. Это что ещё за запрещённые приёмы? Неужели не видно, что у него и так крыша не на месте, и что одно неверное движение — и кто знает, что будет с остатками его хладнокровия? Нужно убрать её руку. Чувствуя, как в висках пульсирует всё громче, давя в себе звериные вспышки, Обито крепко стиснул её запястье и отвёл от себя.

Он знал, что сил на ещё одну такую самоотверженную попытку у него не хватит. «Не прикасайся», — мысленно взмолился Обито, стиснув зубы.

Потерять самообладание в стане врага равносильно смерти. Тем более так глупо. Ну что он себе вообразил? Ну кому он нужен? Он даже Рин никогда толком нужен не был. Хотя, Какаши сказал, она его искала… Просто она ответственная. Тела ниндзя нельзя оставлять где попало, чтобы не достались врагу. А очки подобрала, чтобы было доказательство, что для поисков сделали всё возможное.

Конечно, такие мысли выковыривали душу металлическим совком. Но, по крайней мере, снимали возбуждение с разгорячённого Обито.

В следующую секунду Обито убедился, что переоценил себя.

Невесомые пальчики коснулись его шрамов и трепетно прочертили их кончиками по всей щеке, задев веко и ресницы.

Оглушительный взрыв.

С этой минуты Обито перестал быть собой, Мадарой, кем-то ещё, даже никем. Вместо него был комок электричества, комок чувств, яркий и жалящий, как чидори Какаши. Он сгорал своими безрассудством, страхом, страстью, болью, нерастраченной нежностью, жестокостью, преданностью и силой.