Второй после Мадары (СИ)

Он снова берёт её уже сидя, прижимая спиной к холодной стене. Она физически ещё не совсем отошла от предыдущего, между ног слишком чувствительно, и рука Обито оказывается бесцеремонно оттуда вытолкнутой. Он сажает её на себя — её колени по обе стороны от него — и у самого входа гладит мокрой головкой. Это почти невыносимо, но это нежнее, чем пальцы, и вскоре Ханаби привыкает, и чувство жгучей пустоты внутри растёт. Эта пустота уже готова принять в себя Обито, но он не торопится, дразнит. Ханаби внезапно ощущает себя такой маленькой рядом с ним. Он её держит одной рукой, не давая холоду камней добираться до её спины, а она вся помещается у него на коленях. Она смотрит вниз на него, истекающего смазкой, и внезапно чувствует, как он целует её в макушку. Заботливо, с оттенком покровительственности. Она опускает руку, касается кончиками пальцев дорожки волос от пупка и ниже. Обито шумно выдыхает прямо возле уха, едва не оглушая её. Несмело касаясь в самом низу нежной, сморщенной кожи, Ханаби вырывает у него хриплый стон. Обито дрожит, его движения становятся смазанными, он разжимает руку, отпускает себя, подхватывает Ханаби под попу и начинает медленно, осторожно насаживать. Она висит в воздухе, его рука подрагивает от напряжения. Обито откидывает голову назад, она утыкается ему в грудь, находит затвердевшие кружки и берёт один в рот, сжимая второй пальцами. Что-то странное происходит с Обито, кажется, у него сбиваются все ограничители, и он резко опускает Ханаби на себя, безбожно дрожа и хватая ртом воздух. Боль молнией пронзает Ханаби снизу вверх, она от неожиданности сильно сжимает зубы. Обито рычит и прижимает её голову к себе, словно эта боль от её укуса ему нравится, словно он за свою несдержанность её заслужил. Он хватает Ханаби под мышки и чуть-чуть приподнимает, с запозданием давая время к себе привыкнуть. Ханаби так больно, что она едва сдерживает слёзы. Обито замечает, что что-то не так, выходит из неё, бережно опрокидывает её спиной на постель и долго и жадно целует живот. Его влажное горячее дыхание лечит, возвращает одновременно спокойствие и возбуждение. Вдруг Обито ныряет ниже и одним прикосновением языка вышибает весь воздух из лёгких Ханаби. Он никогда так не делал, никогда её там не целовал. Ханаби в приступе внезапного смущения хочется сдвинуть ноги, чтобы он так близко не смотрел на неё, но Обито их держит. Он продолжает изучать языком чувствительную поверхность, мягко прогоняя напряжение и страх Ханаби. И вот она уже не замечает, когда успела в сладкой истоме вцепиться в его волосы; пальцы второй руки непроизвольно мнут подушку… Ханаби не знает, сколько это длится, но к концу у неё уже всё плывёт перед глазами, она что-то бессвязно шепчет, прерывая сама себя стонами и, кажется, кусая свою же руку. Когда это заканчивается, Обито еле ворочает языком, но выглядит таким довольным, словно это был его собственный оргазм.

Ему хватает двух рывков рукой, чтобы освободиться тоже, и вот она уже лежит у него на плече, чувствуя, как его дыхание выравнивается, и едва удерживаясь, чтобы не прижаться губами к любимому шрамику. Ханаби очень интересно, о чём он думает после секса. Она настойчиво прогоняет иголкой впивающуюся мысль о той, другой, чьё имя он бормотал в бреду в госпитале. Её больше нет. Значит, волноваться не о чем.

Ханаби кладёт руку ему сверху на сердце. Он её почти сразу накрывает своей. Такой трогательный жест. Разве может быть такое, что он в этот момент думает о ком-то другом?

====== Фрагмент XXV ======

— Шикамару! Как так вышло? Я жду объяснений, — не то чтобы Цунаде грезила встречей с дедом. Она так и не придумала, как будет объяснять ему и его добродушию, почему его воскрешение обстоит именно таким образом. Но две неудачи за один день…

— Судя по всему, к делу имеет отношение пропавший из хранилища шаринган. Кто-то вернул его Учихе либо вживил себе и собственноручно его телепортировал. Покинуть госпиталь иначе как с помощью камуи он не мог. Учитывая состояние Учихи, наиболее близок к реальности второй вариант.

— Какова вероятность того, что он до сих пор в пределах деревни?

— Никакой. Имея возможность перемещаться куда угодно, оставаться в деревне, и вообще в Стране Огня, было бы глупо.

— Неизвестный как-то проник в хранилище, минуя охрану. Означает ли это, что он тоже изначально обладал какими-то пространственно-временными техниками?