Второй сборник Центрифуги

Бегут фонарики, переплетаясь,
В одну живую нить сплетаясь, A1
Сверкая разными огнями,
Встречая радостными лучами. A2
Остановясь на миг, мелькает
И тонкими лучит стрелами, A3
Потухнет-вспрянет – и тает, тает
Звезд убегающее пламя. A4
И тусклый светоч ты не уронишь.
Не здесь ли, не здесь ли моя могила? B1
Огонек ты тонешь, – кого хоронишь,
Кому ты шепчешь: – Прощайся милый! A5
Пронзая страстными, живыми лучами
Мерцая разными огнями, a2
Бегут фонарики, сплетаясь,
В одну живую нить сливаясь a1

III

Большинство стихотворений С. Боброва написано ямбом и хореем преимущественно изометрического типа – пяти-четыре-трестопным. Однако, эти привычные размеры использованы необычно: ритм стихотворений пестрит сложными и редкими фигурами, что же особенно характерно для С. Боброва – синкопы-хориямбы в ямбе, а также пользование чрезмерными ускорениями вроде тютчевского

Нежней мы любим и суеверней ==

которые можно сравнить с триолями[22].

Удивительное ритмическое впечатление производит enjambement при коротких отрывочных фразах:

Что медлишь? – исчезни!
Сладко Погибнуть в омут времен.

(День).

В этом потенциально уже скрыт метод, проскользнувший в нескольких стихотворениях и заключающийся в нарушении равновесия стиха посредством ли сосредоточивания логического ударения, или посредством анаколутической значительности вставки. Стих становится отяжеленным к концу, тогда как обычно он или в равновесии и тяжек к началу.

Опрокидывая безбольно тени
Розовое солнце – ты ль –

(День).

Как видения вечера тленны
Только к ним возвращаются – любовь! –

(Тленность).

В меньшем числе (но все же многочисленные) дактиль, анапест и амфибрахий – ритмизованы трибрахиями и – удивительно – анакрусами. Так только паузами и анакрусами, можно оправдать сложный ритм стихотворения «День»:

Под взором печали старой
Истекает закатом день,
Пораженный весенней хмарой
Он медлит спуститься в тень.

=

 _ – _ | _ – _ | || – _
(_)_ – _ | _ – _ | || –
(_)_ – _ | _ – _ | || –
 _ – _ | _ – _ | || – (*)

Стихи часто украшены новыми точными и ассонирующими рифмами, которые, впрочем, не представляют ничего особо замечательного, ибо у С. Боброва самое ценное и своебытное – ритм изменчивый и острый.

(*) Иначе, схема может быть изображена так (приведенная к анапестическому единообразию):

* _ – |_ _ – | _ || –
_ _ – |_ _ – | _ || –
_ _ – |_ _ – | _ || –
* _ – |_ _ – | _ || –

где звездочка означает антианакрусу. Эта схема удобнее, ибо, применяя ее к каждому данному стихотворению, писанному трехдольным паузником, мы можем не считаться с основным методом стиха, что только затрудняет работу. В статистике будет понятно, что звездочка дает амфибрахий, две звездочки – дактиль, Ц.ф.Г.

IV

На первый взгляд книга загромождена эпиграфами, но при внимательном к ним отношении и при основном методе изыскивать и отмечать новые достижения, не впадая в досужее критиканство, легко заметить, что они необычно многообразно использованы. Так, одни вскрывают метонимическую метафору стихотворения («Я раб греха» к стих. «Раб»).

Другие – вводят в настроение пиесы, а потому как бы регулируют темп, как в музыке: Allegro, Largiole. («Вот Маша Штальбаум, дочь очень почтенного советника» к «Сад»). Третие – (случай самый обыкновенный) дают корреспондирующий образ («Какой горючий пламень» к «Печальный закат»). Четвертые дают корреспондирующий ритм (см. стр. 61, 95 etc.). Самый интересный случай (хотя это бывало и прежде) представляет пятый род эпиграфа, где сам он становится темой стихотворения (сравн. тематическое развитие эпиграфа «Amor condusse noi ad una» у В. Брюсова, «Зеркало Теней», стр. 85).

Особенно интересно использован так эпиграф в стихотворении «Спутник», представляющем как бы вариации на заданную тему. Эпиграфом служит двустишие Н. Языкова:

Не улетай, не улетай!
Живой мечты очарованье!

Каждая из четырех строф стихотворения С. Боброва дает как бы новую вариацию; вариант темы всегда первый стих, три прочие развивают вариант, а две первых строки первой строфы словно модулируют в двух последних – последней.