Второй сборник Центрифуги

Вечер заколачивает в уши праздник
Тем, кто не хотел в глаза ему взглянуть,
Потому что все души тоскующие дразнит
Протянувшийся по небу Млечный Путь.

Потому что неистово и грубо

Целый час рассказывал перед ними,
Что где-то есть необыкновенные губы
И тонкое, серебряное имя.

Дразнил и рассказывал так, что даже маленькая лужица

Уже застывшая пропищала: – Ну вот,
У меня слеза на реснице жемчужится,
А он тащит в какой-то звездный хоровод. –

И от ее писка ли, от смеха ли

Вздыбившихся улиц, несущих размеренный шаг
Звезды на горизонте раскачались и поехали,
Натыкаясь друг на друга впотьмах.

И над черною бездной, где белыми нитками

Фонарей обозначенный город не съедется,
Самым чистым морозом выткано:
Млечный Путь и Большая Медведица.

Февраль 1915 г.

Самоубийца

Ел. Ш.

Загородного сада в липовой аллее
Лунный луч, как мертвый, в кружеве листвы,
И луна очерчивает, как опалы млея,
По печали вытканный абрис головы.

Юноша без взгляда, гибкостью рассеян,

Пальцы жадно ловят пылкий пульс виска,
Н тоска из шумов скрывшихся кофеен
Приползает хрупко хрустами песка.

Юноша без взгляда, – это ведь далеко! –

Ну, почем я знаю загородный сад?…
Юноша без имени, – это ведь из Блока, –
О тебе, мой дальний, грустно-милый взгляд…

Там, где кушей зелень, там оркестр и люди,

Там огни и говор, и оттуда в тень,
Проплывает в хрупком кружеве прелюдий,
Как тоска и мысли, лунная сирень.

Этот свет и блики I Это – только пятна

На песке дорожек от лучей луны
Или шепот шума вялый и невнятный
В хрупких пальцах цепкой, хрупкой тишины.

И не может выстрел разорвать безмолвья,

Сестры, только сестры – смерть и тишина.
Только взор, как пленкой, весь утонет в олове,
И не отразится в нем с вершин луна.

Апрель 1914 г.

Григорий Петников

«Сорвавши уздою лихости…»

Сорвавши уздою лихости
В заведомой чужести дней,
Ты вскинешь, и – взмахом выластишь
Воздушную даль – последний.

А когда за разбегами стужи

Полуудушен, и полднем застигнут
День на привалах ружи
Я тогда ж за вещами постигну

Очерк дел – лицом к весне,

И с разбега в лень – радушный
Станешь былями грустнеть,
Но бросаясь в чуждый сумрак,
Как бы умер бубен трудный –
Своевольный, смертный лик
. . . . . . . . . .

Но тогда же хлынувши вслед ей

И заводов взбыстренная пара,
Обещала ему в последний
Занавесить руками хмару.

Я ты мечтая таинства,

Убегаешь навеки в рощи,
Думая, что ничего не останется
И сказать невозможно проще.

Май 1915 г.

«Как козыри весной разбросаны…»