Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя

Эти слезы тихие и обреченные, когда ты знаешь, что всем все равно, и эти слезы – все, что тебе остается.

Но они нужны, чтобы идти вперед и вновь ощутить надежду – ведь эти слезы приносят облегчение. Я знаю, что для шестилетнего ребенка, нуждающегося в материнской любви, эти слезы значат очень много. Моя мама часто плакала от бессилия. И хотя это было ужасно, теперь, повзрослев, я понимаю, что, когда ты можешь плакать, – это хорошо. Но нет таких слез – видимых или невидимых, – которые могут исправить положение вещей, особенно для тех, кто слаб и беспомощен.

Я долго лежала без сна и молилась Богу, чтобы моя мама снова была счастлива и чтобы он позволил нам выйти из полицейского участка. Только это мне и оставалось – я была бессильна что-либо изменить. Я молилась Богу, чтобы он помог мне найти способ заработать немного денег на следующий день и купить маме что-нибудь хорошее. Может быть, тогда она забудет об этой ужасной ночи, о нашей беспомощности и о том, как раз за разом нам приходится от нее страдать. За ночь Патрик просыпался несколько раз, и мама иногда брала его осторожно из моих рук и кормила грудью, а потом возвращала мне.

Я поняла, что ей все еще нужно время, взяла Патрика и снова повернулась к ней спиной, чтобы мама еще немного отдохнула. Я взглянула на брата. Он был такой хорошенький, но теперь от него пахло смесью детского запаха, мочи и кала. Потом я посмотрела на маму. Мне не хотелось ее беспокоить, но она все равно поняла, что я собираюсь сделать, и, ни слова не говоря, вручила мне кусок ткани. Я взяла ее и снова повернулась к ней спиной. Патрик вел себя хорошо – не плакал и не кричал. Я развернула полотенце, в которое он был завернут. Одежды на нем не было, только тряпичный «подгузник». Я расстегнула английскую булавку, скреплявшую пеленку, развернула ее и попыталась собрать как можно больше кала сухой частью его старого подгузника. Потом завернула его в чистую пеленку и снова в полотенце, прижала его к себе и стала смотреть, как он засыпает. Это был самый красивый ребенок, которого я когда-либо видела, и он был мой и мамин. Когда он плакал, я иногда смеялась над ним, потому что он становился похожим на сморщенного старичка – славного, сердитого, морщинистого дедушку. Я поцеловала его в щеку и попыталась заснуть.

Водоворот мыслей

2015 г.

Проснулась я от голоса пилота, и мозг тут же лихорадочно заработал.

Я знаю: одна часть меня – Криштиана – летит домой, а другая – Кристина – покидает свой дом. Наверное, так я чувствовала себя все эти годы, живя в Швеции: часть меня хотела домой, но другая часть уже была дома. Не знаю, как будет после этого путешествия, переполненного эмоциями, но мне трудно поверить в то, что по возвращении в Швецию я буду чувствовать себя не в своей тарелке. А каково мне будет снова ступить на бразильскую землю? Так, словно я опять вернулась домой? Я понимаю, что страна изменилась с того момента, когда я в последний раз там была. Надеюсь, к лучшему. Все места, люди, культуры меняются, но самое главное – меняемся мы сами. Я уже не та, что прежде. Я знаю лишь то, что сижу сейчас на борту этого самолета, летящего где-то над Атлантическим океаном, и меньше, чем через десять часов, приземлюсь, – и от этого ощущаю нечто вроде легкой истерики.

Перед отъездом из Швеции я с головой ушла в приготовления, не давая мыслям и чувствам захлестнуть себя. Я одержима желанием все контролировать, всегда стараюсь упорядочить свои мысли, четко осознавать свои ожидания и готовиться к тому, что меня ждет. Не думаю, что мое волнение связано с возвращением домой, но надеюсь, что действительно обрету там новый дом. Очень хочу найти свою биологическую мать, чтобы в будущем у меня было два дома. Я всегда любила Бразилию, даже издалека и несмотря на все те ужасы, что мне довелось там пережить. Может быть, я больше боюсь того, что не смогу найти там свое место, что буду чувствовать себя не в своей тарелке или перестану испытывать положительные чувства к стране и людям, которые пронесла в себе через все эти годы. Что станет со всеми моими воспоминаниями и эмоциями, если впечатления от этой поездки будут только отрицательными? Исчезнут ли любовь и радость, которые я всегда питала, если, повзрослев, я не почувствую связи с землей, на которой родилась? Я приказываю себе прекратить думать об этом, ведь это все равно ничего не изменит. В конце концов, я ведь сама решила пройти через это. Но это не означает, что ситуация полностью в моих руках. Я вздыхаю, думая: «Ладно, Кристина, когда ты так себя ведешь, это означает, что ты боишься. А чего ты боишься больше всего?» Я беру клочок бумаги и ручку, пишу пару вопросов к себе самой, как всегда делаю, когда ситуация выходит из-под контроля.

Какова цель моей поездки?

На что я надеюсь?