Второй шанс для Кристины. Миру наплевать, выживешь ты или умрешь. Все зависит от тебя

Я уже поняла: у человека можно отнять все, но пока ты идешь вперед, не останавливаясь, все возможно. И одна из женщин, научивших меня этому, сейчас стоит передо мной и говорит со мной, словно время остановилось. Я называю ее mamãe, и страх, что при этом мне станет неловко, испаряется сам собой.

Вернувшись в отель в этот вечер, я ищу в интернете информацию о маминой болезни – сама я не так много знаю о шизофрении. Знаю лишь, что это какая-то форма душевного расстройства, при которой человек видит реальность иначе, чем остальные, и обычно этим страдают всю жизнь. Из интернета я узнаю, что она формируется при сочетании наследственных и внешних факторов. Есть генетическая склонность, из-за которой вероятность формирования этого расстройства увеличивается при подверженности стрессу или тяжелых жизненных обстоятельствах. Применительно к маме это еще мягко сказано. Кто бы не сошел с ума, если бы ему каждый день приходилось бороться за выживание на всех возможных уровнях?

Все последующие дни я активно общаюсь с матерью и своей семьей. В какой-то момент она спрашивает, вижу ли я отца, Бога или Иисуса. Мой ответ – нет – кажется, немного расстроил ее, но она замечает, что, возможно, когда-нибудь я их увижу. Я же про себя надеюсь, что этого никогда не произойдет. Я вспоминаю то время, когда мы с мамой сидели в нашей пещерке и любовались красотой Диамантины – когда она рассказывала мне о Боге и Иисусе, были ли уже тогда эти визиты из другого мира? Я немного побаивалась этого момента – боялась, что мне будет неловко слушать, как моя собственная мать отправляется в другой мир, а точнее – гости из другого мира приходят к ней, и она разговаривает с теми, кого не может видеть никто другой. Но в этот момент я не чувствую никакой неловкости, а воспринимаю происходящее как сказку из детства. Mamãe говорит, что видит моего отца Бето, Бога и Иисуса. Похоже, она рада их визиту, и я почему-то тоже счастлива. Она много смеется, а я поражаюсь тому, что после всего, что ей пришлось испытать, она все еще не разучилась это делать. Я думаю о том, что она сказала мне в тот день, когда мы впервые встретились спустя двадцать четыре года – что после всего, через что она прошла, вышибить из нее слезу не так-то просто. При этом воспоминании сердце у меня сжимается, и я думаю о тех ударах судьбы, что она приняла, когда я была маленькой. Тогда ей пришлось несладко. Я чувствую, как глаза начинает жечь.

Мама не просто сказала мне нужные слова и дала силу, чтобы идти вперед – она сама никогда не изменяла своему совету: никогда не останавливайся. И я благодарна за то, что мы обе упорно шли вперед, и наконец, пройдя такой долгий путь, снова встретились.

По вечерам, когда мы возвращаемся поздно, я не сразу засыпаю, а сворачиваюсь под одеялом и думаю о маме. Мне грустно оттого, что она больна, что никто не позаботился о ней и не помог, когда она попала в беду. Грустно оттого, что службы социальной защиты, существующие в Швеции и других странах, в Бразилии отсутствуют. Но когда я начинаю плакать – это слезы искренней благодарности. Подумать только, какими важными могут быть всего три слова: никогда не останавливайся. И еще я думаю о другой моей маме, Лилианн, и о том, как бы мне хотелось разделить этот момент с ней. Уверена: обе мои матери прониклись бы друг к другу симпатией и уважением. В своем воображении я представляю, как мы сидим в нашей пещерке – Лилианн, Петронилия и я. Моя шведская мама Лилианн в своей модной одежде, мама Петронилия сплетает пальмовые ветви – и обе они в унисон кричат мне, чтобы я была осторожна и не свалилась, лазая по деревьям.

Заново научиться дышать

1999 г.

После смерти своей приемной матери я всеми силами старалась запретить себе чувствовать. Внутри меня роилось столько эмоций – новых, старых, пугающих чувств. Столько всего изменилось, и при этом не было ничего нового. Я была полностью опустошена.

Однажды, вскоре после похорон моей шведской мамы Лилианн, я сидела одна в своей комнате в Виндельне, уставившись в темноту. Уже перевалило за полночь, а я не могла уснуть. Казалось, на сердце у меня лежит непосильная ноша, и каждый вдох давался с трудом. А потом внезапно я ощутила покой и физически почувствовала тепло и безопасность, исходившие из этой тьмы, и затихла.