— Это неприлично! — пытаюсь возмущаться я. — Должны же быть какие-то правила!
— Какие ещё правила для шпионки! Была б моя воля, я бы тебя… — он не заканчивает фразу, но я прекрасно понимаю, что надеяться на человечное отношение мне вряд ли стоит.
Всю ночь я ворочаюсь на жёсткой скамейке, постоянно ожидая, вдруг вестник решит меня облапать или ещё чего похуже. Но он спит, наполняя карету раскатистым храпом. Это просто ужас!
Но даже храп не мешает мне думать о том, что меня ждёт. Явно ничего хорошего. Надо же, меня сочли важной птицей, в саму столицу везут.
Если бы не сумка эта дурацкая, может, ещё и получилось бы как-нибудь выкрутиться. А теперь что? На каторгу отправят? Или казнят? Мне приходят в голову всякие жуткие вещи, прочитанные в книжках о Средневековье в моём родном мире.
Может, здесь всё-таки такое не принято? Ага, сейчас! А разбойники эти, прямо у дороги повешенные? Да и в памяти Яры много всего нехорошего я увидеть успела.
Может, получится как-нибудь сбежать? Но куда идти? Не в Раудан же? Да и в розыск меня, наверное, объявят. Разве что переодеться в парня. Ну хоть так, на худой конец. Но сначала ещё сбежать надо. А их пятеро, и глаз с меня не спускают.
Магией бы воспользоваться. Но эта штука на шее очень прочная, непонятно, как её вообще надели. Там даже застёжки нет. И блокирует всё напрочь. Вообще ничего не сделать, как ни старайся.
Мы въезжаем в Лоон. В этой части города я ещё не была. С одной стороны улицы городская стена, с другой тянутся унылые каменные здания, напоминающие то ли фабрики, то ли казармы. У одного из них и останавливается наша карета.
— Переночует в тюрьме, а вам, так уж и быть, разрешу отдохнуть! — говорит Рарог, вылезая из кареты.
Меня начинает бить дрожь.
Наконец, вестник возвращается. Меня заставляют выйти и ведут ко входу в мрачное здание. На его и так-то крошечных окнах — решётки из толстых железных прутьев. Кажется, я сейчас упаду в обморок.
— А можно я в карете посижу? — прошу я Рарога.
— Заткнись!
Нас встречает пожилой служитель в потёртом мундире с начищенным до блеска то ли знаком, то ли орденом.
— Воровки есть, мошенницы тоже, — флегматично перечисляет он. — Отравительница одна, ещё детоубийца. Теперь и шпионка будет!
— Я не шпионка! — возмущённо отвечаю я.
Меня ведут по полутёмному коридору и вталкивают в камеру. Дверь за моей спиной закрывается, а на меня устремляют взгляды около десятка женщин, большинство из которых весьма неприятного вида. А воняет здесь ещё хуже, чем в карете.
Одна из женщин поднимается с грязного пола и направляется ко мне. Сначала я думаю, что это старуха, но, когда она приближается, замечаю, что лицо у неё довольно юное. Просто одежда неопрятная и волосы немытые и нечёсаные. Мне приходит в голову мысль, что тут запросто можно подцепить каких-нибудь вшей.
Впрочем, поразмыслить о гигиене мне не дают.
— За что? — спрашивает подошедшая.
— Ни за что, — отвечаю я. — Я ничего плохого не делала!
Из глубины камеры раздаются несколько ехидных смешков.
— А плащик у тебя ничего! — незнакомка тянет грязную руку к моей одежде.
Я в ужасе отшатываюсь от неё.
— Ишь ты, цаца какая! — говорит она и пытается схватить меня за волосы.
Глава 26
Я делаю шаг в сторону и со всей силы бью грабительницу кулаком в лицо. Она визжит и летит на пол.
Ко мне подскакивают ещё двое, в сжатых пальцах у одной что-то зловеще блестит. Хватаю её за запястье и выкручиваю руку до хруста. Об пол звякает железо. Слышу дикий крик боли и отталкиваю её от себя прямо в стену. Вторая благоразумно пятится в угол.
Я быстро наклоняюсь и подбираю крошечный ножик. И тут осознаю, что совсем не умею драться и никогда этого не делала. Что это было?
Вариант ответа у меня только один — Яра. Её явно учили таким вещам. И тело, в которое вселилась моя личность, всё это помнит. Так же, как и те танцы, что я танцевала на балах. И верховую езду.
Смотрю на скулящих на полу преступниц. Зачем я это сделала? Но ведь они первые начали! Мне страшно. Я всегда была далека от такого. Всё это совершенно противно и чуждо моей природе.
Нахожу местечко почище и опускаюсь на пол. Укутавшись в плащ, прислоняюсь к стене. Спать я точно не буду.
С облегчением вздыхаю, когда меня вновь заталкивают в карету. Правда, вскоре начинает мутить от запаха перегара. Похоже, подчинённые Рарога вчера вечером действительно неплохо отдохнули.
Мы пересекаем весь Лоон в направлении столичного тракта. Занавеска на окне задёрнута неплотно, и я успеваю увидеть закрытую на большой замок и опечатанную лавку Лиссы.
В моем плаще спрятан ножик. Вот только сомневаюсь, что смогу им воспользоваться. Я всю жизнь была против любого насилия. Мне до сих пор не по себе оттого, что совсем недавно я жестоко избила двух товарок по несчастью. Хотя они, конечно, во многом сами виноваты.
Меня всегда учили, что конфликты нельзя решать кулаками. Но что делать, если других вариантов нет? В моём родном мире у меня каким-то образом получалось избегать подобных ситуаций. А здесь почему-то не выходит.