Император сказал многое, очень многое, но главным из всего сказанного им стал тот факт, что Алдаэрон не обрушил на меня весь свой гнев, когда я высказала предположение, что Эльтериан не его сын. Значит, император об этом уже осведомлен. Это многое объясняло, но непонятна была причина, по которой монарх скрывает данный факт. И второе, о чем я могла сказать Каенару.
— Господин, и сколько конкретно раз вы теряли сознание от переутомления?
Кронпринц практически обнимал меня, напряжение в его теле я ощутила всем своим.
— Отец рассказал?
— Полагаю, всем остальным вы заткнули рот. Жаль не кашей.
Усмехнувшись, Каенар придвинул меня к себе, и помешивая варево кроваво-красное варево в глубокой тарелке, признал:
— Вкус действительно не самый приятный, но большую часть своей жизни я провел на войне, приходилось есть вещи и похуже.
И разместив голову на моем плече, кронпринц продолжил:
— Каждый аристократ неизменно сталкивается с высокими ожиданиями своей семьи. Каждый, но не я. С рождения от меня не требовали ничего. Отец желал, чтобы я был счастлив и только, это все что его заботило. Тетя и дядя мечтали, чтобы у меня было радостное детство. Их всех вполне устроило бы, если бы я вырос беззаботным повесой, наслаждающимся каждым днем своего беспечного существования. Но я хотел большего. Хотел, чтобы мной гордились. Хотел возвысить свой род. Хотел быть полезным отцу. От меня никто ничего не требовал никогда — это угнетало. И заставляло чувствовать себя ничтожным. Но потом появился Эльтериан. Ему требовалась и моя помощь, и моя защита, и он не скрывал этого. Я понимал, что многое из происходящего неправильно, понимал но… я был нужен моему младшему брату, и закрывал глаза на многое. На слишком многое. А потом появилась ты и все изменилось.
Он отставил тарелку, обнял меня обеими руками, и произнес:
— Каждый раз, когда ты требуешь от меня большего — я достигаю большего. И каждый раз, когда я вижу одобрение в твоих глазах, это является самой значимой наградой для меня.
Я молчала, чувствуя тепло и надежность его объятий, и в то же время нарастающее отчаяние где-то в глубине моего сердца.
— Отец постоянно говорит, что ты изменила меня, — Каенар заправил прядь моих волос за ухо, снова обнял обеими руками. — Но истина заключается в том, что рядом с тобой я становлюсь таким, каким всегда хотел быть. Лучшим вариантом своего «я».
Вероятно, на этом нам следовало остановиться, но так как я молчала, Каенар мрачно добавил:
— Обмороков было всего два. Первый — я прикрывал свою группу, не рассчитал силы. Второй — магистр Ксавьен несколько переоценил мои возможности, я не выдержал давления защитного барьера. Это все, Асьен, более подобное не повторялось.
Я знала, что лгать его императорское высочество не станет.
Однако, не могла так же не спросить:
— А после вы с невозмутимым видом появлялись в Башне и бодрым голосом предлагали мне отправиться в Дарстан?
Каенар резко выдохнул, и промолчал.
Значит ответ «Да».
— Я могу спросить «зачем»?
Он долго молчал, и все же ответил:
— Ты ходила грустная и подавленная, а в твоем взгляде читались боль утраты, чувство вины и безумное сожаление. Мне знакомы эти чувства. Слишком хорошо знакомы. Боль от потери товарищей по оружию, чувство вины, за то, что они мертвы, а я, возглавляющий это сражение — жив, и безумное сожаление, с неизменным «Если бы я этого не сделал, они остались бы живы».
Я закрыла глаза, пытаясь сдержать подступившие слезы.
— Однажды, — Каенар говорил тихо и размеренно, его голос так успокаивал, — я сидел у костра один. Бой был опасным, мой план не поддержал никто из старших, но я настоял на своем и в результате… Я сидел у костра абсолютно один, Асьен. Только я. Мы победили. Они превышали нас численностью в семь раз, и все же мы победили. Но это была самая страшная ночь в моей жизни, потому что я сидел у костра, а все мои воины были мертвы. Я был сломлен, подавлен, и столь опустошен, что казалось, от меня осталась лишь оболочка, если вообще что-то осталось. Но я не сдался. Я не собирался сдаваться. Я добился подписания мирного договора в тот же день, и вернулся в столицу, чтобы поступить в академию. Я хотел стать сильнее и вернуться, чтобы та ночь, больше никогда не повторилась в моей жизни. Все что угодно, но только не та ночь. И в Суассоне я увидел в твоих глазах ровно такое же выражение.
Повернув голову, я взглянула на Каенара.
Он на меня.
И на его лице не было ни единого шрама, лишь темные круги под пугающе-черными глазами, что смотрели на меня с нежностью.
— Я не знаю, какой была твоя «ночь», — тихо сказал Каенар, — но в одном я могу тебе поклясться — Эльтериан никогда не получит тебя. Никогда.
Он все понял…
— Поэтому не слушай отца, я стану лучшим студентом ВАДа, чего бы мне это ни стоило. И я не Гродари, я не стану принимать яд, я буду выживать всегда, везде и при любых обстоятельствах. Я это хотел сказать тебе сегодня.
Молча кивнула, с трудом сдерживая подступающие слезы.
Но затем все же высказала:
— И все же я попросила бы вас впредь быть… не столь беспечным.