Осторожно взяла хрупкое и ломкое зажаренное в меду печенье, откусила крошечный кусочек
— Знаешь, — он снова отхлебнул из бутылки, — мы с мамой мечтали о временах, когда сможем быть вместе. Не пару часов под присмотром стражников, не обмениваясь письмами, которые многократно вскрываются и прочитываются посторонними, а вместе. Чтобы хотя бы просто поговорить наедине, не взвешивая каждое слово десятки раз, прежде чем произнести. Не скрывая эмоций. Не чувствуя на себе чужие взгляды.
Тихая усмешка, и горькое:
— Я верил, что у нас есть будущее. Я в это верил, Асьен. И пусть моя мать не была ангелом, и я знал об этом, но кто тогда они? Те, кто никогда не позволял мне даже назвать ее мамой? Знаешь, когда я впервые смог сказать ей «мама»? Сегодня, Асьен… Сегодня… Когда она уже не могла услышать моих слов…
Сглотнув кусочек показавшегося горьким печенья, почти беззвучно спросила:
— Почему?
— Отец запретил, — горький полубезумный смешок. — Мать не хотела расставаться с титулом императрицы и мне, единственному в ее окружении, было приказано обращаться к ней не иначе как «ваше императорское величество». Слова «мама», «матушка», «мать» — были под запретом даже в письмах. Жестоко, не правда ли?
Безумно…
— Они избивали ее «Плетью грома», — голос Эльтериана стал ожесточенным. — Знаешь, что это?
— Нет… — лгать его высочеству мне было проще.
— Это кнут, что ломает кости и разрывает внутренние органы, не повреждая кожу и не оставляя внешних следов. Они пытались это скрыть, но когда я обнял матушку… У нее не осталось целых ребер, Асьен…Руки остались целы, но все прочее… Она ведь была хрупкой женщиной… Кем нужно быть, чтобы казнить ее так⁈ Кем, Асьен?
Мной и лордом Аскеа…
— Я пьян, — Эльтериан откинул голову назад, ударяясь об стену, — пьян сейчас… Но сколько бы не выпил, меня не покидает одна мысль… Точнее даже две. Первая — отец ни о чем не знал. Он тот еще лицемер, этого не отнять, но вспоминая события вчерашней ночи… этот пес из Тайного департамента сделал все, чтобы никто не мог пробиться к императору. Я ведь еще тогда заметил, что что-то было не так, определенно не так. Отца и Каенара изолировали, но и меня не выпускали… А потом появилась ты…
Печенье комом встало в горле.
— И Каенар не знал, — продолжил, ожесточаясь, его высочество. — Что бы он в итоге не говорил, но я этого ублюдка изучил хорошо — он из военного рода, весь такой благородный чистоплюй, он бы не одобрил пытки женщины. Массовые казни еще может быть, и то сомневаюсь, а вот казнь женщины, к тому же бывшей императрицы… Неееет… Тут что-то не так. Братец прикрыл Аскеа! Он его прикрыл перед отцом и всем родом моей матери!
Бутылка полетела в темноту и разбилась где-то вдали, видимо о противоположную стену.
Глава 18
— Я должен выяснить, кто стоит за Аскеа, — совершенно трезвым голосом произнес Эльтериан. — За этим псом следили и следили пристально, он не мог выяснить все имена, а мать не выдала бы ничего даже под самыми жестокими пытками. За Аскеа кто-то стоит. Кто-то слишком осведомленный. Асьен, мне пора. Тебя проводить обратно?
И он стремительно поднялся.
Он убьет лорда Аскеа!
— Да, если это не составит труда для вас…
— Не составит, — рывок, и, поставив меня на ноги, его высочество всучил мне пакет с медовым печеньем. — Я не буду страдать. Не сегодня. И не до тех пор, пока дышит эта тварь!
Менее чем через минуту я была в наших студенческих комнатах.
Эльтериан вежливо пожелал мне дивной ночи, захлопнул дверь.
Я осталась стоять, непроизвольно прижимая к груди пакет с печеньем.
И тут дверь снова открылась.
Резко обернувшись, я увидела, как входит мрачный, словно грозовое облако, Каенар. И как он же плотно закрывает двери.
— Вы… — я потрясенно смотрела на бывшего герцога. — Где вы были?
— Рядом, — практически невозмутимо ответил он, выразительно складывая руки на груди. — Как бы сильно я ни
Но в нарушение собственного приказа, пакет он отобрал и выбросил сам.
И лишь после этого, молча ушел в свою спальню.
Ужин мне принес магистр Ксавьен.
В дверь практически поскребся, едва я открыла, передал мне поднос
— Так, я тебя не знаю, ты меня не знаешь, а этот маменькин сынок неплохо так швыряется бутылками — почти попал.
— И вы все слышали⁈ — потрясенно прошептала я.
— И слышал, и видел. И даже являлся наблюдающим за наблюдающим — редкое, должен признать, вышло зрелище. Так как там меня зовут?
— Понятия не имею, — что я еще могла сказать.
— Вот ты ж моя хорошая девочка, я тебя тоже знать не знаю. Давай, до завтра. Будешь выть в подушку — меня не зови. Но вот если свечку там подержать, то я всегда за.