Мне также было непонятно, что мне делать с Алексом и нашими утренними тренировками. Я не хотела их бросать. Быть рядом с Алексом было почти опьяняющим. Каждый раз, когда он помогал мне с осанкой или касался своими ладонями, чтобы помочь с упражнением, от контакта я чувствовала разряд электричества, пробегающий сквозь меня. А в последнее время начала задаваться вопросом, что если Алекс тоже чувствует это. Временами в его глазах появлялся этот отстранённый взгляд, словно Алекс фантазировал обо мне так же, как я фантазировала о нём. А порой он смотрел, будто бы пил меня своим взглядом. Этого было достаточно, чтобы заставить мои внутренности плавиться.
Я могла привести детей с собой в зал и оставить их в Детском Клубе, но стоит им увидеть Алекса и меня вместе, они начнут задавать вопросы. Мне нечего было скрывать, но дети могут заинтересоваться, почему я провожу так много времени с этим парнем.
Хотя мы были просто друзьями, мне бы хотелось знать, не подумает ли Алекс, что это странно, или я делаю из мухи слона из его знакомства с моими детьми. Но мы проводили вместе достаточно времени, чтобы его знакомство с моими детьми казалось логичным продолжением.
— Я знаю, что это прозвучит странно, — сказала я, набравшись, наконец, смелости, чтобы поднять этот вопрос, когда мы бегали трусцой рядом друг с другом на беговых дорожках, — но как ты смотришь на то, чтобы прийти на ужин в эту пятницу вечером?
Он споткнулся, и на мгновение я подумала, что он упадёт со своего тренажёра. Я почувствовала, что моё лицо пылает. Не подумал ли он, что я только что пригласила его на свидание, и не задаётся ли вопросом, как бы мне вежливо отказать? Это было бы слишком унизительно. И означало бы, что я прочитала его сигналы неправильно.
— К тебе домой?
— Да, — ответила я. — У детей скоро заканчивается школа, и если ты всё ещё хочешь тренироваться по утрам, мне придётся приводить их в Детский Клуб, — быстро объяснила я. — Они обязательно увидят нас разговаривающими и захотят узнать, кто ты. Именно дети о тебе. Им любопытно всё, — я просто лепетала, но не могла заставить себя остановиться. — Я знаю, что на самом деле ты не привык иметь дело с детьми — они могут даже не нравиться тебе — но мои действительно славные. Я клянусь. К концу лета они могут даже начать звать тебя дядя Алекс, но только если ты согласишься на это.
— С такой мамой, как ты, конечно, они славные.
Моё лицо запылало снова.
— Так это значит, что ты согласен встретиться с ними?
— Я бы с радостью, — он снизил скорость и бросил взгляд на меня. — И просто чтобы ты знала, так вышло, что я действительно люблю детей.
Я понятия не имела почему, но услышать, как он говорит это, было большим облегчением. Может быть, потому что в моих фантазиях об Алексе он любил моих детей, и они любили его в ответ. Я была такой сентиментальной идиоткой.
— Я заканчиваю работу не раньше половины восьмого, так что, я, вероятнее всего, не смогу добраться к тебе раньше, чем около восьми. Это не слишком поздно?
— Нет, всё хорошо.
После школы я дала бы своим детям полдник, и это позволило бы им продержаться до тех пор, пока не придёт Алекс.
Ему после этого больше нечего было сказать. Что непривычно. Обычно мы находили уйму тем для разговоров. Я хотела спросить его, что произошло, но в то же время не была уверена, что хочу ворошить это. Возможно, оставить некоторые вещи невысказанными — к лучшему.
Пока продолжалось молчание, я думала о том, чтобы предложить Алексу забыть о моём неловком приглашении на ужин. Я могла бы сделать паузу в наших утренних тренировках до конца лета. Это дало бы мне достаточно времени для того, чтобы навести порядок в голове. Я имела в виду именно то, что говорила, когда рассказывала Марле, что не хочу снова ходить на свидания. Десять лет брака с Райаном были достаточно болезненными. Я не хотела проходить через боль ещё одних неудачных отношений.
Тем не менее, когда Алекс провожал меня к машине после окончания нашей тренировки, я не смогла заставить себя сказать хоть что-нибудь. Вместо этого я спросила:
— Всё в порядке? Ты кажешься слишком тихим сегодня.
— Есть кое-что, что мне нужно рассказать тебе, но я боюсь это делать, потому что когда сделаю, наша дружба будет испорчена, а я на самом деле не хочу этого.
Моё сердце оборвалось. Неважно, что это было, я должна знать, о чём он думал:
— Просто скажи это.
Мы подошли к моей машине, и нужно было чем-то занять свои руки. Я зарылась в сумочку, чтобы достать ключи.
— Ванесса, ты мне нравишься. И не только как друг.
Я подняла голову посмотреть на Алекса, пока он говорил.
— Ты мне понравилась ещё в старшей школе, на самом-то деле. Не думаю, что это когда-либо прекращалось.
Мои глаза расширились, но я не смогла придумать, что сказать. Я была слишком сосредоточена на вспышках, взрывавшихся внутри меня, как фейерверк на Четвёртое Июля. Неделями я замечала, как его глаза задерживаются на мне, но была уверена, что из этого никогда ничего не выйдет. Я не думала, что Алекс сможет сказать хоть что-нибудь о том негласном притяжении, которое мы испытывали друг к другу.