Второй шанс (ЛП)

Полицейский засомневался, пошел посоветоваться с напарником. Затем они вдвоем вернулись уже на мотоциклах, с включенными проблесковыми маячками, расчистили для нас путь, чтобы как можно быстрее добраться до больницы в Верноне[64]. «Блестяще!» – кричал в экстазе Абдель. В больнице один из мотоциклистов поднял на уши фельдшеров, а Абдель тем временем развернул бурную деятельность, раскладывая на носилках противопролежневые подушки и вытаскивая меня из машины, пока полицейские с удивлением наблюдали за всем этим. Абдель попросил положить мне под голову подушку. «Ему нужен надлобковый катетер. У него обструкция выходного отверстия мочевого пузыря», – утверждал он, то и дело, шлепая меня по лицу, чтобы обеспечить приток крови. Он даже не обратил внимания на полицейских, которые отсалютовали ему, уезжая.

– Не переборщи, – пробормотал я. Затем спросил громче:

– Что произошло, Абдель? У меня болит голова.

– О, вы очнулись, месье Поццо? Ничего страшного, должно быть, трубка разблокировалась сама, когда мы перенесли его.

Повернувшись к фельдшеру, он попросил:

– Не могли бы вы открыть дверь? – и вкатил мою коляску обратно в машину.

Между прочим, мы все-таки посетили стройплощадку, организованную бригадой, так называемых строителей на месте наших красивых конюшен восемнадцатого века. Винтажные деревянные конструкции были распилены и использованы для барбекю в старинном камине. Недавно установленные окна пропускали воду и уже начали деформироваться. Физически здоровый человек не смог бы попасть на первый этаж, не ударившись головой на лестнице.

– Для вас это не создаст проблем, к тому же у нас есть еще одна коляска, – беззаботно заявил Абдель.

В кухню невозможно было попасть из столовой, нужно было выходить наружу. Дверь в мою душевую открывалась в обратную сторону и коляска не могла проехать внутрь. Список недоделок был нескончаем. Я немедленно разогнал строителей.

На обратном пути я, для разнообразия, напомнил Абделю, что он спит и не соблюдает дистанцию с впереди идущей машиной.

– Не беспокойтесь, – ответил он, затем, уже в который раз на этой дороге, врезался в замедлившую ход машину.

Я понял, почему у Мирей Дюма было такое скептическое выражение на лице.

Капуцины Ривьер-дю-Лу

Все когда-нибудь заканчивается. Впереди простиралась мучительная парижская зима. Мое лицо опухло из-за аллергии, я нервничал, целыми днями лежал в постели, занавески были постоянно задернуты. Никаких планов, никаких посещений, только музыка производила хоть какое-то впечатление на мой неподвижный разум. «Четыре последние песни» Рихарда Штрауса проигрывались в бесконечном повторе, наполняя комнату своими небесными звуками. Абдель поделился новостями с моим кузеном Антуаном, который всегда был на связи во время кризиса. Я уверен, что часто плакал и не говорил ничего кроме «плохо», стискивая зубы, когда меня спрашивали, как дела. Абдель завернул меня в чертово одеяло и положил мне на голову компресс со льдом. Я чувствовал, что исчезаю.

Антуан посоветовался с моими друзьями и предложил остановиться у устья реки Святого Лаврентия, в маленьком монастыре возле Ривьер-дю-Лу[65], которым руководили монахини ордена капуцинов.

– Через две недели агапи-терапии, что по-гречески означает «любовная терапия», – процитировал мой кузен их брошюру к очевидному удовольствию Абделя, – человек почувствует облегчение как от боли, так и от ошибок прошлого, в спокойной атмосфере такта и взаимной поддержки.

Абдель уже потирал руки в предвкушении.

– Пожалуйста, Абдель, держи руки выше пояса.

– О да, – откликнулся он с энтузиазмом. – Мы проголосуем за монахинь.

Я сообщил Сестрам, что путешествую с язычником, чье присутствие необходимо во время моего пребывания.

Канадский телевизионный канал евангелистов пригласил меня выступить на своей десятой годовщине. Они взяли у меня интервью в Париже, и программа, которая была сделана в итоге и не продвигала никаких сугубо католических лозунгов, несколько раз была показана в Канаде. Очевидно, откровенный инвалид-аристократ в своем прекрасном городском доме привлекал внимание публики. Я связался с ними, чтобы подтвердить свое появление в программе, которая должна была состояться под конец нашего пребывания в уединении в монастыре.

Абдель потребовал трехразового питания в самолете.

Он должен был арендовать автомобиль, когда мы приехали в Монреаль[66], и вернулся на самом большом из всех, что можно было найти, – на лимузине «Линкольн Континенталь» с тонированными стеклами. В Монреале, где мы должны были провести ночь, шел снег. Абдель предложил поужинать на главной улице города, слывшей кварталом красных фонарей. Обнаружив торговую точку KFC, он набил свой желудок преимущественно их продукцией, строя глазки хорошеньким девушкам, прогуливавшимся туда-сюда по тротуару. Я сказал Абделю, что их нельзя приводить в гостиницу. Обидевшись, он заявил, что ему никогда не приходилось оплачивать такие услуги.