Второй шанс Роберта Уоррена

Потом он услышал, правда, только мысленно, злобный каркающий голос, голос прячущегося в клубах дыма старика с трубкой. Этот голос говорил ему, что всё напрасно и что нет нужды добираться до буквы М, чтобы понять, кого он найдёт в этом списке.

Но Уоррен упрямо не обращал на него внимания, продолжая буква за буквой читать имена. До самой буквы М.

Макфи, Эдриен

Макфи-Конрой, Морин

Макфи, Патрик

Макфи, Джейн

Макфи, Дэниэл

Макфи, Джоанна

Макфи, Джим

Макфи, Кэти

Макфи, Тимоти

Увидев имя Джима, Уоррен почувствовал, как дрогнуло его сердце, а горло вдруг стало слишком тесным, чтобы пропустить хоть глоток воздуха. И подумал, что сейчас, наверное, умрёт от удушья.

Но не умер.

Это семья Джима умерла, погибла вся, целиком, вместе с сотнями других людей в результате кораблекрушения, произошедшего, он готов был поспорить, у берегов Гренландии.

Ровно век назад.

Не в силах разобрать вырезанных на камне знаков, Джим не понимал и их смысла. Но он увидел выражение лица Бобуоррена – и этого хватило. Его семьи не было на мысе. Её вообще не было нигде, ни в одной точке мира. Хвороба или что-то столь же ужасное, о чём он, скорее всего, никогда не узнает, унесла их, как когда-то унесла Киннафейгов. И как совсем скоро унесёт его самого.

Океан гремел, обрушиваясь на скалы, а гнездившиеся на их отвесных склонах олуши, казалось, хохотали над его печальной судьбой. Джим ещё успел в последний раз взглянуть на окаменевшего от скорби Уоррена и тут же почувствовал, как подгибаются в коленях измученные ноги, словно тело освобождалось от отдельных своих частей. Потом изнутри прорвались слёзы, бурные, неудержимые, и, когда мужчина, нагнувшись, поднял его на руки, мальчик остался в этих руках, потому что другого места для него в мире просто не было. И больше некуда было идти.

В тот вечер атмосфера в «Контрабандисте» была максимально далека от того, в чём нуждались подавленные души мужчины и мальчика.

Ещё с порога услышав смех и гомон собравшихся выпить и спеть под звуки мелодиона людей, они поначалу решили, что оставаться в зале было бы ошибкой.

Но уже на лестнице, по дороге в номер, их остановил мистер ОʼШи, на этот раз без привычной усмешки в глазах: похоже, по расстроенным лицам и понурым фигурам трактирщик почувствовал, что короткая поездка в Блейк-Пойнт принесла лишь горькие плоды. Он и убедил обоих утолить голод внизу, посадил за дальний стол и обслужил молча, ни о чём не спрашивая.

И вот, пока без перерыва звучали популярные у завсегдатаев песни, то весёлые, то печальные, а пиво лилось пинтами, Уоррену вдруг пришла в голову новая мысль. Исходя из того, что, как он теперь был уверен, у Джима не осталось в мире ни единой родной души, кроме разве какого-нибудь дальнего (с разницей в век), а значит, потерянного родственника, он сказал себе, что мог бы и в самом деле стать мальчику семьёй, которой тот лишился. Его разум пустился фантазировать – занятие, надо сказать, для Уоррена совершенно непривычное.

Он представлял себя отцом Джима – то в прокуренном, переполненном людьми, музыкой и радостью кабачке вроде этого, в крохотной деревушке, затерявшейся среди бескрайних, но малонаселённых просторов страны, похожей на Ирландию; то в собственном доме – уютном коттедже с видом на океан и двумя стульями на крылечке, чтобы наслаждаться закатом и приятной беседой, куда вечерами хочется возвращаться. Представлял, что нашёл Джиму школу, а себе – работу попроще: скажем, в книжном магазине. Ему бы понравилось торговать книгами. А ещё – мотоцикл, вроде старенького «Триумфа» мистера ОʼШи, на котором по выходным возил бы Джима по округе, а тот изо всех сил вцеплялся бы маленькими ручонками в его талию – и свою жизнь.

Он представлял, как играет с мальчиком на лужайке перед домом, как учит отбивать мяч бейсбольной битой, помогает делать уроки, устраивает пикники, заводит собаку, пьёт под жарким солнцем освежающий лимонад, купается в море, гуляет по пляжу в поисках забавных ракушек или сухих веток, из которых можно делать морские колокола, спит с ним в обнимку во время летней грозы, смотрит новый фильм в кинотеатре, удивляется внезапному ливню, наряжает ёлку на Рождество, дарит подарки, перемазывается именинным пирогом, смеётся и плачет, но главное – вместе.

Представлял, что его зовут папой.

И ещё представлял, что, наверное, снова похоронит ребёнка задолго до того, как успеет сделать хотя бы что-то из того, что сейчас представлял.

И только ночью, лёжа в постели, он наконец бросил фантазировать и потом долго плакал, глухо всхлипывая в подушку.