Второй выстрел

— Давным-давно, сто лет назад, был такой разговор… — начал Мышкин, словно рассказывая сказку. — Была встреча курса… Выпили — и как водится, стали говорить о политике. Почему-то я запомнил его слова. Он говорил, что Джек-потрошитель — насущная необходимость всякой власти, что он оправдывает ее существование, как никто. И так далее… Ну это, впрочем, мысль не новая… А дальше он говорил вот что. Беда в том, что Джек-потрошитель неуправляем. Поэтому хрустальная мечта всякой власти — «карманный» Джек-потрошитель, управляемый Джек-потрошитель… Мысль-то, может и не нова, новых, кажется, вообще не бывает… Но вот как он об этом говорил… Нет, конечно, тогда я ничего такого не подумал, но… вот ведь — запомнил… И вспомнил, как только… Хотите верьте — хотите нет, но эта мысль вертелась у меня в голове еще до убийства, как только заговорили про асфомантов. Что-то во всем этом было… в его духе… Ну и, конечно, сказал сам себе: забудь, глупости все это…

Меня тем временем осенила новая мысль.

— Так вот при чем здесь Кронос! — воскликнул я к немалому удивлению Мышкина. — Детище-то — это, оказывается, не я и не Петька! Он их, как вы выражаетесь, породил, а они вышли из повиновения и решили с ним разобраться — как Зевс со своим папашей!

— Все это, конечно, красиво, — страдальчески поморщился Мышкин. — Но к чему здесь еще Кронос? Кто приплел сюда Кроноса?

Я быстренько разъяснил ему, в чем дело, не преминув добавить:

— У меня, как вы знаете, стопроцентное алиби, а Петька все-таки слишком мал. Так что двух мнений быть не может.

— А Мё… Мёбиус?.. — это прозвучало даже как-то жалобно.

— А что — Мёбиус? Мёбиуса никто никуда не низвергал. Мёбиуса я тут не вижу.

— Погодите, Володя, — он потер лоб рукой. — То-то и оно, что его не видно… Допустим, все так и было, допустим, мы правы. Он создал некую структуру, так сказать, породил монстра, который впоследствии его и пожрал. Есть действие и есть его результат, пусть и не просчитанный заранее. Это еще не лента Мёбиуса. Что-то сюда приплелось — что-то, что он считал не имеющим отношения…

— И вы уже знаете, что это такое… — полувопросительно пробормотал я.

— Да и вы тоже, Володя, — отпарировал он, печально глядя на меня. — Знаете, знаете, не удивляйтесь. Вернемся на шаг назад. С чего мы, по-вашему, сегодня начали?

— С фантомасов, — послушно ответил я.

— Именно. Вот вам и анаграмма из Сониного письма Я хочу сказать — разгаданная анаграмма. Ею разгаданная, надо полагать.

Мне вновь стало очень тошно.

— Значит, Сонька тут прямо замешана, — вырвалось у меня помимо воли. — Значит, это все-таки она…

Тем самым я невольно поведал ему о своих подозрениях. На секунду меня охватил ужас. И напрасно — ничего нового я ему не сказал. Он, конечно, сам думал о том же.

— Вы думаете про револьвер, Володя? — мягко поинтересовался он.

Я молча кивнул.

— Так ведь это как раз не сходится. Подумайте сами. Если она была связана с асфомантами, то должна была знать, что покушение состоится. Зачем же в таком случае дублировать выстрел? Достаточно не препятствовать… Давайте лучше думать о письме… Предположим, Соня сообщила вашему отцу, что разгадала анаграмму… Судя по вашим словам, это его ужасно обеспокоило. Почему? Что еще было в этом письме? Может быть, она угрожала, что расскажет о своем открытии асфомантам? Могла ли она его шантажировать? Тут вам, Володя, и карты в руки. За неимением фактов придется довольствоваться психологическими характеристиками.

— Как вам сказать… — я старался тщательно взвешивать каждое слово. — Она, конечно, непредсказуемая… со странностями, прямо скажем… Но шантаж… Нет, это, пожалуй, вряд ли. Понимаете, она ведь максималистка, романтическая, литературная насквозь… Ей любовь нужна, а любви шантажом не добьешься — уж это-то она наверняка понимает. Не знаю… может, это, конечно, неубедительно…

— Да нет, вполне… Но что же тогда? Что его напугало?

Я пожал плечами.

— Если он заговорил о Мёбиусе… — продолжал бормотать Мышкин. — Заговорил, как только прочел письмо… Значит, что-то уже произошло. Возможно она успела кому-то сказать. Могла проговориться случайно… или из мести… Вот вам и Мёбиус, между прочим. Он думал тут две интрижки: одна любовная, другая политическая, а вышло, что все едино… Анаграмма эта несчастная… это же вроде бомбы. Причем сам он ее и заложил…

— Зачем?

— Кто его знает… Для остроты ощущений, надо думать. Итак — бомба. Но только при условии, что о «шутке» узнают заинтересованные лица.

— И Сонька зачем-то это условие выполнила, — задумчиво дополнил я. — Детектив из меня никакой. Какие-то обрывки… Ничего не складывается.

— В нашем деле всегда так, — сказал Мышкин. — Одно запомни, другое не забудь. Одно подходит, а другое, вроде, ни при чем. И наоборот… Впрочем, неважно. Я хотел сказать: не унывайте, Володя! Что вас, например, сейчас беспокоит?

— Да мало ли что! Ну скажем… тот разговор, о котором рассказал Петька. «А то, не ровен час, промажете!» Помните? Приветливо, с улыбочкой… Это как?