Второй выстрел

— По-моему, одно из двух, — задумчиво проговорил Мышкин. — Впрочем, суть дела от этого не меняется. Либо ваш отец зачем-то задумал эту инсценировку вместе с асфомантами, а те, узнав про анаграмму, внесли в план изменение. Всего одно, но очень существенное… Либо…

— Зачем? — перебил я.

— Зачем — что?

— Я говорю, зачем она ему понадобилась, на что она сдалась ему, инсценировка эта? Можете вы мне объяснить?

— Я могу только строить предположения. Ну, например… Не знаю, известно ли вам, Володя, что в последнее время полз слушок о его связях с асфомантами. Слыхали, я думаю… Наверняка просветили добрые люди. А тут — пожалуйста: очередной теракт, а заодно возможность все это дело опровергнуть. Так сказать, всем сестрам по серьгам. Или еще… Помните, а впрочем, вы, может, и не помните, пару лет назад была такая история: один кандидат в депутаты сам себе устроил взрыв прямо перед выборами? Разумеется, без членовредительства… В рекламных, как вы догадываетесь, целях…

— Он… отец… собирался баллотироваться… — пролепетал я.

— Ага! — воскликнул Мышкин.

— Ладно, — мрачно пробормотал я. — Там у вас было какое-то «либо».

— Да… Значит, либо он задумал так, а асфоманты скорректировали, либо они задумали все это сами, уже после Сониной информации, а это значит, что они с самого начала имели в виду убийство. Бунт марионеток против кукловода. Отцу же вашему преподнесли это как инсценировку. Зная его авантюрный характер, отплатили ему той же монетой — заставив готовить собственную смерть. И если Соня его не шантажировала, то, очень возможно, она его предупреждала.

— Ну хорошо, — сердито сказал я. — Если она его предупредила, то какого черта он туда поперся, хотел бы я знать! Что? Я знаю, что вы подумали. Суицидальные идеи? Безумная отвага? Ничего подобного! Не тот случай.

— Н-нет… — в раздумьи пробормотал Мышкин. — Я не о том. Меня интересуют те несколько дней… между письмом и спектаклем.

— Ничего не знаю, — я беспомощно развел руками. — Одно могу сказать — через день он опомнился.

— То есть?

— Ну… не знаю… Подавленности как не бывало. Наоборот, оживился. Глаза горели… активный такой, деловитый… даже больше, чем обычно… Бегал куда-то… Я хочу сказать — неизвестно куда, потому что с работы звонили, его разыскивали…

— Если он действительно пошел в театр вопреки предупреждению, — медленно проговорил Мышкин, — то, скорее всего, за эти несколько дней он успел придумать новую комбинацию — и собирался ее разыграть, но где-то просчитался…

— Не проще ли было не пойти?

— Не скажите… Просто не пойти значило проявить откровенную слабость, дать асфомантам понять, что он знает, в чем дело, и признает свой проигрыш. Нет, это не в его духе. Кроме того, можно не сомневаться, что раньше или позже они бы с ним разобрались. Жизнь под Дамокловым мечом — это, знаете ли… Нет, он должен был придумать какой-нибудь новый ход, да еще, по возможности, красивый…

— Что тут можно придумать? По-моему, это как раз называется словом «пат».

— Человека с платочком помните? — спросил Мышкин вместо ответа. — На каком-то этапе к этому делу подключилась служба безопасности. Кто ее подключил? По-моему, это довольно ясно. Не кто иной, как ваш отец, я думаю. Если верить слухам, у него и раньше были контакты…

— Вы хотите сказать, что он был двойным агентом? — для чего-то уточнил я.

— Н-нет, это не совсем то… Я думаю, асфомантов он от них до времени скрывал.

— А зачем они ему вообще понадобились, контакты эти?

— Там ведь тоже… играют… По крайней мере — пытаются… — пояснил Мышкин. — Теперь смотрите, Володя, что получается… Развивая его же метафору — он делает еще один шаг по ленте Мёбиуса. История с Соней плавно перерастает в совсем другую историю, оборачивается реальной опасностью. Тут самое время сделать выбор: попытаться избавиться от наваждения, сойти с этой самой ленты — или двигаться по ней дальше. Выбор, впрочем, достаточно иллюзорен. «Мёбиус» так просто не отпускает. Приходится ориентироваться в заданных условиях. В общем, он придумал следующий шаг — и сделал этот шаг… возможно, рассчитывал вернуться в начальную точку… А результат оказался… — сами понимаете… Потому что гебисты его надули. Он решил распроститься со своим детищем, с асфомантами то есть, — и сдать их кому следует. А взамен ему обещали их обезвредить и обеспечить его безопасность. И надули.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда объясните мне, почему он не сделал попытки бежать из театра, когда начался переполох? Он-то знал, что это означает!

— Мог не успеть… — неуверенно предположил Мышкин.

— Нет, подождите! — воскликнул я. — Что-то не то! Ведь игрек — я хочу сказать, второй убийца… Нет… черт, никак не поймаю!

— Верно! — подхватил Мышкин. — Раз игрек пошел в театр с револьвером, значит он знал, что там будет заваруха…

— Может, он знал, а отец не знал? — предположил я. — Кто сказал, что они должны были знать одно и то же?

Тут Мышкин, до того сохранявший невозмутимость, вдруг схватился за голову.