Второму игроку приготовиться

– Ну, Блейн ведь оказался не там, где ему следовало быть, как Гадкий утенок Андерсена?

АртЗмида медленно покачала головой.

– Не думаю… Гадкий утенок, гадкий… – Внезапно ее глаза широко распахнулись, а лицо просияло. – Поняла! – закричала она. – Я знаю, что нужно делать!

– Да? – переспросила Эйч. – Точно?

АртЗмида вновь посмотрела на часы, затем повернулась и оглядела пустую улицу.

– Есть только один способ выяснить. Нужно ехать в школу. С минуты на минуту подъедет автобус.

Едва она договорила, из-за угла в конце улицы показался желтый школьный автобус. Когда он остановился перед нами, мы прочитали надпись на табличке сбоку: «СРЕДНЯЯ ШКОЛА ШЕРМЕРА».

Двери автобуса разъехались, АртЗмида запрыгнула внутрь и жестом поманила нас. Сработала еще одна музмина. Мы вчетвером забрались в автобус под песню Oh Yeah группы Yello. Салон был заполнен подростками-NPC в одежде и с прическами восьмидесятых. Все выглядели как актеры из сцен со школьным автобусом из фильмов Джона Хьюза. Мне показалось, что я заметил массовку из «Шестнадцати свечей» и «Феррис Бьюллер берет выходной». АртЗмида подвела нас к свободным местам в середине салона. Эйч села рядом с ней, а я – с Сёто.

Автобус тронулся, и я посмотрел в окно: солнце поднималось над озером, начинался прекрасный весенний день в фешенебельном пригороде Среднего Запада в разгар рейгановской Америки. Машины соответствующей эпохи – восьмидесятого года выпуска или ранее – заполонили обсаженную деревьями дорогу.

– Только взгляните на этот белоснежный пейзаж, – прокомментировала Эйч, неодобрительно качая головой. – В этом городе найдется хоть один темнокожий?

– Конечно, – ответила АртЗмида. – Но большинство в основном тусуется в заведении под названием «Канди бар» в Чикаго. У этой планеты серьезная нехватка этнического разнообразия – как и у всего кинематографа восьмидесятых…

Эйч кивнула.

– Ну, может, следующий осколок будет спрятан в королевстве Замунда[36].

– О боже, было бы зачетно! – воскликнул Сёто.

Вдруг с сиденья перед нами повернулись два малолетних чудика. Сперва мне показалось, что они вместо банданы напялили на головы лифчики, но потом я понял, что это бандажи для промежности. Эти кадры одновременно подняли игрушечные лазерные пистолеты и выстрелили в нас, затем один из них крикнул: «Очко! Прямое попадание!», они заржали и отвернулись.

– Сумасшедший дом какой-то, – заметил Сёто.

Я кивнул.

– Со странной модой.

– Это только цветочки, – прошептала АртЗмида.

Мгновение спустя сбоку от нас раздалось покашливание. Мы обернулись: с противоположного ряда на нас вылупилась девчушка в неприлично толстых очках. Она медленно протянула кулак и раскрыла: на ладони лежал влажный мармеладный мишка.

– Будете? – предложила она. – Нашла в кармане. Они теплые и мягкие.

– Нет, – ответил Сёто, замахав головой. – Спасибо, но нет.

– Я тоже пасану, – кивнул я.

– Эй, глядите, – прошептала Эйч, указывая на рыжеволосую девушку в передней части автобуса. Я узнал в ней Саманту Бейкер – героиню Молли Рингуолд в «Шестнадцати свечах».

– Может, подойти поздравить ее с днем рождения? – захихикала Эйч.

– Тут каждый день – ее день рождения, – заметила АртЗмида. – А также следующий после него. Все симуляции фильмов на Шермере установлены на единой временной шкале, и события из каждого фильма повторяются раз за разом в непрерывном цикле. Все эти неписи застряли в своем собственном личном Дне Сурка. Включая вон ту бедняжку…

Она указала на высокую девушку, сидевшую напротив. Когда она повернулась ко мне в профиль, я узнал юную Джоан Кьюсак. На ней был странный шейный бандаж – вероятно, показывающий, что ее персонаж – неуклюжий чудик. Но даже в таком виде она была миленькой.

– Моя тезка. – АртЗмида кивнула в сторону Саманты Бейкер. – Сейчас я не могу нормально смотреть «Шестнадцать свечей»: одолевают приступы ярости, но это был один из любимых фильмов мамы. Она обожала все фильмы Хьюза.

– Помню, – сказал я. – После ее смерти ты их все пересматривала, чтобы почувствовать близость к матери и попытаться лучше ее понять. Я поступал так же с коллекцией комиксов отца после его смерти.

АртЗмида встретилась со мной взглядом.

– Ты говорил. Я тоже помню.

Она вновь мне улыбнулась, и на этот раз я ответил ей тем же. Мы глупо улыбались друг другу несколько секунд, пока не вспомнили об Эйч и Сёто. Когда мы на них взглянули, они пристально за нами наблюдали, а пойманные с поличным, спешно отвернулись.

Тут в окне за их спинами я уловил нечто странное. Мы только что поднялись на вершину крутого холма, и на несколько секунд вдали, за полотном деревьев в ярких оранжевых и красных осенних тонах, показался Чикаго. И я заметил концертный зал Голливуд-Боул – гигантский амфитеатр, топорно вырезанный и вставленный в пригородный пейзаж Шермера. Эйч тоже его увидела и спросила АртЗмиду:

– А эта штуковина тут как очутилась? Разве Голливуд-Боул не должен стоять, ну, в Голливуде?