Второму игроку приготовиться

Просматривая дискографию Принса, я заметил среди альбомов и фильмов одно название – «Мост граффити». Напустив на себя умный вид, будто действительно хоть что-то знаю об этом месте, я сказал:

– Это знаменитый мост граффити, который вдохновил его на создание одноименного альбома и фильма…

– А вот и нет, – возразила Эйч, положив руку мне на плечо. – Настоящий мост граффити находился в другом пригороде Миннеаполиса, в Иден-Прери, но в девяносто первом его снесли. Хотя на планете множество его копий. Но это – воссоздание перехода под дорогой от дома Принса. – Она с улыбкой огляделась. – Я прихожу сюда на каждый его день рождения. С него я в последний раз телепортировалась, к тому же это одна из площадок для прибытия в Загробный мир.

Я хотел было ответить, но Эйч уже кинулась к зеленому концу туннеля.

– Ну же, сюда! – бросила она через плечо.

Мы с Сёто поспешили за ней.

Выйдя из туннеля, я понял, что на самом деле он является водопропускной трубой, проходящей под четырехполосным автомобильным мостом через пересохшее русло реки. Над входом в туннель было выгравировано название «БУЛЛ-КРИК-РОУД».

Эйч резко свернула на проторенную тропинку, тянущуюся вдоль черного сетчатого забора слева, который, похоже, опоясывал всю лесную территорию. Местами к забору крепились записки, пурпурные цветы и ленты. По мере нашего продвижения их становилось все больше и больше.

Я запрокинул голову и оглядел весь небосвод. Время суток не поддавалось определению, поскольку небо в различных оттенках фиолетового заволокли быстро проплывавшие над нами подсвеченные тучи.

Наконец деревья по другую сторону забора начали редеть, и показалось белое овальное строение, возвышающееся над обширным полем зеленой травы. За ним находилось аналогичное здание, только значительно больше, которое выглядело так, словно его построили из кубов полированного мрамора. По всей территории стояли прожекторы, заливающие строение ослепительным, неземным светом.

Программа по распознаванию изображений сообщила, что мы приближаемся ко входу в Пейсли-парк – знаменитый дом и творческую мастерскую Принса. Вскоре мы наконец подошли к главным воротам из кованого железа, покрытого пурпурным хромом.

Не говоря ни слова, Эйч взялась за ворота; тут же сработала первая музмина – заиграла органная мелодия, как в церкви. Программа распознавания музыки подсказала название песни – Let’s Go Crazy. Она словно исходила откуда-то сверху, будто само небо являлось одним гигантским динамиком. Через мгновение послышался голос самого Пурпурного, прогремевший с неба, подобно гласу Всевышнего:

– Dearly beloved, we are gathered here today to get through this thing called «life»… But I’m here to tell you, there’s something else – the Afterworld![44]

Вслед за последними словами раздался оглушительный раскат грома, от которого у меня затряслись поджилки, а мгновение спустя небо прочертили пурпурные полосы. Затем кучевые облака разошлись, и за ними, высоко на востоке показалась луна в форме вишни (вместе с хвостиком).

Я взглянул в противоположном направлении и увидел на западе солнце, висевшее прямо над горизонтом. Едва я успел задуматься, почему Загробный мир так спроектирован, как сам создатель объяснил, что это «мир бесконечного счастья, где всегда сияет солнце, днем или ночью».

Песня продолжала играть, и ворота Пейсли-парка начали открываться. Когда они полностью распахнулись, Эйч повернулась ко мне.

– Так, теперь все местные квесты активированы. Итак, давайте еще разок взглянем на Четвертый осколок…

Я достал осколок из инвентаря. Символ Принса по-прежнему был на своем месте, но, пока мы на него смотрели, по обеим сторонам появилось еще семь символов, а также заглавная буква «V».

Сперва я приял «V» за римскую цифру пять, обозначающую Пятый осколок. Но, проанализировав ее размер и расположение относительно других символов, решил, что она означает «Vs» – против.

Семь символов слева от «V» в той или иной степени походили на Символ любви Принса, а восьмой и последний существенно от них отличался и совсем ничего мне не говорил. Он напоминал схему электрона с семеркой, выходящей за его контур. Или же на циферблат старых аналоговых часов с большой и маленькой стрелками, показывающими примерно восемь тридцать пять.

Я поднял взгляд на Эйч. Ее улыбка исчезла, а глаза в ужасе округлились.

– Это не квест, Си, – проговорила она, посмотрев на меня. – Это гребаное самоубийство!

Вдруг раздался громкий звуковой сигнал, а прямо в воздухе рядом с Эйч появилась стеклянная банка с этикеткой, гласящей: «Банка ругательств».

Эйч мрачно на нее покосилась, затем, раздраженно фыркнув, бросила внутрь золотую монетку. Сосуд тут же испарился. Я решил не заострять внимание на инциденте и указал на осколок.

– Ты поняла, что означают эти символы?

Она глубоко вздохнула.

– Думаю, нам предстоит сразиться с Семеркой. – Она обвела пальцем семь символов слева, затем – схему электрона. – Объединив усилия с Оригинальной семеркой.

Мы с Сёто обменялись недоуменными взглядами, и Эйч продолжила: