Он не касается себя, но все же чувствует, что уже на пределе. Контраст температур, — Баки, что буквально пышет жаром, и легкая прохлада комнаты, что пробирается под чуть съехавшую в неизвестном направлении простынь, — бьет по нервным окончаниям, заставляя давить стоны и не вскидывать бедра так суматошно.
Его ладони не хватит, чтобы обхватить их обоих, но ему кажется, что он готов кончить в любой момент, и поэтому он медленно, неторопливо надрачивает Баки. Тот рвет воздух, будто задыхается, и тянется к его губам. По пути прихватывает губами его челюсть, нелепо хватает ими кончик носа и подбородок.
Стив приоткрывает губы, давится стоном, впуская наглый, жадный язык в свой рот, а затем вновь нежно массирует головку. Надавливает самым кончиком пальца на щелку. Баки дергается, толкает жестче и стонет от боли: прикушенный им же самим его же язык взвывает. Но это не мешает продолжать. Ничто не в силах отвлечь их друг от друга прямо сейчас.
Стив не знает его тело так, как свое, но все же верит, что у него еще будет время разузнать все. От начала и до конца. Досконально.
Его пальцы порхают над напряженной плотью, то пережимая основание, то просто легонько оглаживая по всей длине. Баки стонет долго, и Стив собирает эти стоны с его приоткрытых губ.
А затем он находит нужное местечко. Указательный палец прижимается к коже под головкой, и он слышит хрип:
— Стив… Господи, ты… Ты же меня убьешь…сейчас…
Внутри, в груди, разрывается сверхновая, и тепло от ее взрыва разбегается по клеточкам его тела. Стив приподнимает бедра на те жизненно важные несколько сантиметров, прижимается к паху Баки, ощущая, как собственный член мажет влажной головкой по его лобку, а затем как можно более четко бормочет:
— Хочу, чтобы ты кончил мне в руку.
Он сам уже на грани и держится неизвестно почему, но Баки почти взвывает, заглушая стон его ртом, его губами. Стив массирует сильнее, чуть-чуть отодвигает крайнюю плоть, и просто разрывается, почувствовав, как член в руке дергается, а Баки прикусывает его губу. Просто от ощущений, просто на автомате.
Просто потому что на подкорке знает, если быть чуть жестче, Стив не развалится.
Плечи взывают делая оргазм ярче, когда его выгибает дугой на простыне. Баки тянется за его губами, не выпускает, и Стив ощущает, как вжимается пахом в низ его живота, пачкая их обоих собственной выплескивающей спермой.
Он чувствует себя потерявшимся, но не так, как все эти месяцы. Тело трепещет, переживая миг невероятного наслаждения, а Баки над его ухом судорожно пытается сделать вдох. Стив все еще держит его в своей перепачканной ладони.
Проходит пару мгновений, и он, наконец, скатывается, падая рядом. По пути стягивает простынь, запутывается в ней и раздраженно спихивает ее на пол.
В комнате темно и темноту эту разрывает лишь их сбитое, почти синхронно частое дыхание. Стив не может закрыть глаза, пялится в темноту и ждет пока плечи и шея поутихнут. Ему больно, но и не больно одновременно. Он весь потный, влажный, но кажется, что он готов на еще один заход.
Он поворачивает голову в сторону Барнса.
Тот все еще лежит зажмурившись, но Стив, конечно же, этого не видит. Он протягивает перепачканную Барнсом ладонь и опускает ему на живот, там где подсыхают мутные капли его собственного семени. Неторопливо гладит.
— Что ты делаешь?..
Баки приходит в себя не сразу, понимает, что его касаются еще чуть позже. Он все еще не может сделать нормальный вдох, сердце его все еще бьется, как сумасшедшее. Ощущение будто бы только что он несколько часов гонял по полю, а сейчас, наконец, остановился.
Стив говорит:
— Перемешиваю.
Что именно добавлять не приходится, да к тому же в нем не так уж много храбрости, чтобы сказать такое. Но Баки понимает все и так. Давится, закашливается, а затем опускает собственную ладонь поверх его и тянет ее выше.
Он слизывает белесую мешанину с его пальцев, и Стив чувствует, как у него снова встает. Это не то, что должно ему нравится, это не то, что он должен любить, но…
У него внутри такой огромный сдвиг по Джеймсу Бьюкенену Барнсу, что он лишь толкает пальцы глубже. Оглаживает ими юркий горячий язык, а затем потирает слизистую щеки. Баки обхватывает его пальцы жадно.
Больше не остается вопросов о страхе. Не остается вопросов о его болящих плечах и о сомнениях Баки.
Ничего не остается. Ни один не спрашивает, почему они не додумались сделать этого раньше.
Раньше было бы не так. Было бы нелепо, странно и глупо. Было бы страшно.
Все это время они шли к этому моменту полного единения и баланса. Они шли к этой идиллии.
Его пальцы, даже в темноте чуть заметно блестящие от слюны, выскальзывают с влажным звуком, а затем Баки приподнимается на локте и находит его губы. Медленно, неторопливо он делил этот вкус с ним, и это не кажется Стиву диким.
Он понимает, что ни с кем бы другим так не смог, просто потому, что никого больше так не чувствует. А Баки чувствует. Всегда чувствовал. Но чтобы понять это, ему определенно пришлось постараться. Им обоим пришлось постараться.