Вторжение

Входные билеты в музей так и остались преть у меня в кармане. Скульптуры проиграли живым людям. Мы проделывали такое не первый раз – нам почти всегда не о чем было говорить, так что мы мерились воображением. Мы учились вместе в старших классах. Твой отец был «биг боссом» – не знаю, чем он занимался, но ты называла его так. Ты могла учиться где угодно, но училась в общеобразовательной школе, как простые смертные. Белый верх, черный низ, только не забыть срезать под воротничком блузки атласную бирку, которая клеймила: «не такая, как все». Я не разбирался в брендах, может быть, поэтому до меня не сразу дошло? Ты звала меня в торговый центр, кинотеатр, кафе-мороженое, на выставку импрессионистов, а я врал, что меня не пускает мама, я уже смотрел этот фильм, у меня болит горло, я не разбираюсь в искусстве. Я мог бы сказать: у меня нет денег, у меня нет денег, у меня нет денег, у меня нет денег, а ты бы соврала: не проблема, я читала плохие отзывы, я не люблю сладкое, я не разбираюсь в искусстве. Мы слонялись после уроков по улицам и лишали первых встречных их банальных жизней – продает японцам использованные прокладки, мастерит поделки из втулок от туалетной бумаги, разыскивается за нападение на циркового пуделя – ты всегда пыталась обыграть меня, а я поддавался. Мы катались на метро, сидели на ступеньках Ленинки, толкались в книжном на Новом Арбате – ты в отделе «Искусство», я в отделе «Зарубежная фантастика», – пока отец не присылал за тобой такси категории комфорт плюс. Я проводил лето на даче, поливая из шланга очередные мамины причуды – как-то раз она решила вырастить в подмосковной климатической зоне японскую мушмулу, – а ты улетала с родителями в Грецию и постила в инстаграме[11] ноги-сосиски на фоне безлюдного бассейна. На выпускном мы неловко боднулись лбами, когда попытались впервые поцеловаться. Ты сказала: «Я думала, ты гей», и мы больше не пытались.

В Литинститут меня не взяли, я пошел учиться на психолога, потому что решил, что разбираюсь в людях, завалил первую сессию и забрал документы. Выгуливал чужих лабрадоров, расклеивал объявления на остановках и раздавал бесплатные газеты в метро – все как у людей. Ты поступила на искусствоведа, и мы переписывались – никаких мессенджеров, только олдскульные имейлы с автоматической подписью «С уважением, А. А.» – можно подумать, ты и вправду имела в виду уважение, когда думала о наших отношениях. Если ты думала о них вообще. На последних курсах Биг Босс отправил тебя учиться в Лондон. Два года ты не писала, а я придумывал тебе жизнь.

Профессия: замерщик скульптурных фаллосов.

Хобби: консервирует мягкие игрушки в банках с формалином.

Преступление: кража замороженных эмбрионов из клиники женского здоровья.

– Знаешь, хани, я устала. Искусство, галереи, мрамор, бронза, псевдоинтеллектуальные разговоры до утра. Ты хочешь потрахаться, а тебе втирают что-то про Микеланджело. Я устала. Мне хочется простой жизни. Я хочу жить как простые люди, понимаешь? Хочу делать то, что делают простые люди. Спать с простыми людьми. Ну, такими, как ты.

Ты сидела в буфете Пушкинского, рисовала на тарелке паутинку клубничным соусом и говорила, что хочешь спать со мной. Ладно, не со мной – с такими простыми людьми, как я. Мог ли я поступить иначе?

– Не смейся, хани. Почему ты смеешься?

– Ты это серьезно? Про простую жизнь?

Ты не улыбалась. Ты говорила серьезно. Абсолютли, хани. И тогда я повел тебя в супермаркет. Надо было с чего-то начинать.

Мы выбрали мужичка лет пятидесяти, из тех, кто носит старомодные вельветовые брюки и плоскую расческу в нагрудном кармане, незаметно ходили за ним по залу и клали в корзину то же самое, что брал он: упаковку пельменей с желтым ценником, сосиски, молоко в полиэтиленовом пакете, которое нужно кипятить, – не знал, что оно еще продается, – самый дешевый консервированный горошек, мятные пряники, хлеб. В отделе с алкоголем он положил в тележку маленькую бутылочку водки. Ты взяла с полки красное сухое, я сказал, что простые люди не покупают вино за полторы тысячи, вернул бутылку на место и потянулся за пакетом «Изабеллы» за сто девяносто девять. Ты поменяла пакет на первую бутылку, я снова выложил ее из корзины. Мы поссорились, как простые люди ссорятся в супермаркетах.

– Притворимся, что у нас нет денег? – шепнул я на кассе.

– Ты такой забавный, – сказала ты.

Мне пришлось заплатить полторы тысячи за твое вино – ты обещала, что в последний раз, а завтра мы начнем жить как простые люди.

– Ты уверена? – спрашивал я, когда мы поднимались по лестнице в мою квартиру, когда искали штопор на кухне, когда ждали, пока вскипит вода для пельменей по акции, когда запивали пельмени по акции дорогим вином. – Ты уверена, что хочешь знать, как живут простые люди? Видеть то, что видят простые люди? Спать с простыми людьми? С такими простыми людьми, как я?

– Абсолютли, хани.

– Скажи нормально.

Вместо ответа ты решила полить бабушкин фикус, потому что так делают простые люди – поливают комнатные растения, пусть и в два часа ночи. Я не стал говорить, что поливал его утром.

Игра началась.