Вторжение. Смерть ночи

Робин позвала нас к башенке. Я пошла по проходу вместе с Ли, гадая, не придётся ли нам когда-нибудь снова идти здесь, но уже с другой целью... Не знаю, что сказали бы на это мои родители, но помнила, что давным-давно говорил мне Ли: его родители не хотели бы, чтобы он женился на белой.

Пока мы шли к задней части церкви, Ли вдруг удивил меня, сказав:

— Ненавижу такие места.

— Церкви?

— Да.

— Почему?

— Не знаю. Они пахнут смертью. Будто мёртвые места.

— Мм... А мне они нравятся.

Примерно на середине лестницы Гомер и Робин нашли небольшое окно, которое можно было бы использовать для наблюдения, и стали устраиваться там. Я не удержалась от закравшейся в мой ум подобно червяку противненькой мысли: может, Гомер вызвался первым занять наблюдательный пост из-за того, что Робин назвала меня самой храброй? Гомеру это наверняка не понравилось. По его мнению, героями могут быть только парни, они всегда впереди девушек.

И вероятно, именно поэтому я решила, что никогда не позволю Гомеру одержать надо мной верх.

Мы захватили с собой бумагу и карандаши, чтобы записывать все наблюдения в течение дня. И мы заметно волновались. Это ведь то же самое, что с оружием... Есть разница между группой подростков, которые прячутся в буше, живут где-то в лесу, и группой вооружённых партизан, собирающих и фиксирующих информацию о вражеских передвижениях. Мы видели много военных фильмов и прочли достаточно книг, чтобы понимать, как это выглядит. Но мы нашли в стене башни дыру, где можно было спрятать бумаги, если вдруг нас заметят, и там они, насколько мы понимали, остались бы навсегда.

Мы хотели точно знать, кто и когда входит в дома на Тёрнер-стрит, кто и когда выходит, вообще разобраться, что творится на этой улице. И хотя вслух никто об этом не говорил, все понимали, что таким образом мы готовим следующее нападение. Оно могло стать трудным — возможно, самым трудным и опасным, — так что мы должны спланировать всё как можно тщательнее.

В пять часов Фай, Ли и я оставили Гомера и Робин в церкви. Им предстояло провести целый день в холоде, скуке и неудобствах. Но, вернувшись в дом учителя музыки, мы тоже не очень-то веселились. Одному всё так же приходилось стоять на страже — а это само по себе опасно и скучно, — так что большую часть времени мы болтались поблизости от дежурного, играя в разную ерунду. Когда дежурила Фай, мы с Ли ушли в гостиную и немножко пообнимались. Мне хотелось продолжить, но Ли выглядел рассеянным. Думаю, его очень тревожило, что мы замыслили новую атаку на врага, а это означало очередной шанс оказаться раненым или убитым. И чему тут удивляться? Но я, похоже, лучше справлялась со своими мыслями, чем Ли. И это было странно. В прежние дни я нервничала, даже ожидая очередной игры в нетбол или готовясь отвечать на уроке английского. В сравнении с этим наши сегодняшние заботы должны были бы привести меня в состояние буйства.

Гомер и Робин просидели в церкви до полуночи, и это воистину было героизмом. В полной мере я осознала это, только когда мы с Фай сменили их. Но они провели время не зря. Вообще-то, их записи оказались очень опасными, что подтвердило обоснованность нашей тревоги: попадаться с такими бумагами было ни в коем случае нельзя.

В больших особняках кипела жизнь. Целая стая дорогих авто — два «ягуара» и три «мерседеса» — весь день сновали туда-сюда. В них ездили как минимум шесть важных персон, все в офицерских мундирах, охрана встречала и провожала их с величайшим почтением. Судя по всему, один дом служил штабом, а два других — жильём для командующих и их жён. Другие особняки, включая дом Фай, использовались только охраной.

Солдаты стояли у всех домов, но тщательнее всего охранялся нынешний штаб. Пост менялся там каждые четыре часа. Особняк, где располагался штаб, охраняли четыре человека, а у остальных их было по два. Солдаты, как сообщили Гомер и Робин, попадались совершенно разные: одни выглядели умными и подтянутыми, другие — неопрятными и ленивыми.

— Они не похожи на отборных воинов, — сказала Робин. — Вроде тех патрулей на шоссе. Молодым на вид лет пятнадцать, а самому старшему, похоже, лет пятьдесят.

Мыс Фай устроились в башне перед рассветом. Внутри было жутко холодно. Нам приходилось каждые полчаса по очереди отправляться на прогулку по церковному помещению. Мы надели на себя столько одежды, что выглядели как кочаны капусты. Фай заставила меня несколько минут заниматься гимнастикой, чтобы я согрелась, но в таком наряде это оказалось слишком тяжело. На улице до восьми утра было тихо, а потом произошла смена охраны на постах. Фай записала: «8.00 — смена караула».

— Ты должна писать: «ноль восемь ноль-ноль», — подсказала я. — Как у военных.