Это был единственный выход. Единственный способ: упрятать это все подальше и поглубже на ближайшие десять дней.
Зай скосил глаза вправо. Хоббс знала, что именно там во вторичном поле зрения у капитана располагается фрейм демонстрации реального времени.
— Верно, Хоббс. Вы правы, как всегда.
— Благодарю, сэр.
Они вместе шагнули к двери, и вдруг Зай положил руку ей на плечо. От его прикосновения Кэтри бросило в жар. Впервые за два года он к ней прикоснулся.
Хоббс обернулась, полузакрыв глаза.
— То послание было от нее, — тихо проговорил он.
От
— Сэр?
— Когда я ушел в наблюдательный блистер, чтобы там покончить с собой, — объяснил он, — мне пришло послание. От нее.
— От
— От моей возлюбленной, — произнес Зай с такой непохожей на него, обезоруживающей улыбкой. — Там было всего одно слово, но оно решило все.
Кэтри Хоббс похолодела.
— «Нет» — вот что это было за слово. И я не убил себя. Она спасла меня.
Опять, опять…
— Да, сэр.
Рука Лаурента соскользнула с ее плеча. Холод, охвативший Хоббс, стал абсолютным. Под его действием присмирела буря эмоций. Та часть души, которую охватили смятение и отчаяние, словно бы оледенела.
Очень скоро она должна была окончательно овладеть собой. Просто нужно постоять здесь неподвижно еще несколько секунд, и все станет, как раньше.
— Спасибо вам, Хоббс, — сказал капитан Зай. — Я очень рад, что вы спросили меня об этом. Так приятно кому-то рассказать.
— Хорошо, сэр, — отозвалась она. — Пора на совещание, сэр?
— Конечно.
Они отправились в командный отсек вдвоем. Хоббс старательно смотрела только прямо перед собой, чтобы не видеть этого незнакомого выражения на лице капитана.
Счастья.
—
Вопрос об атаке мы одобрили без возражений.Сенатор Нара Оксам произнесла эту фразу так тихо, будто говорила сама с собой. Роджер Найлз нахмурился и сказал:
— Даже если бы ты настояла на голосовании, «Рысь» все равно была бы обречена. Проиграть со счетом «восемь-один» — не ахти какая моральная победа.
—
— И больше не услышишь. Эти слова противоречат друг другу. Ты поступила правильно.
Нара Оксам грустно покачала головой. Она подписала смертный приговор своему возлюбленному и еще трем сотням мужчин и женщин — и все ради политического выигрыша деспота. Такой поступок никак нельзя было назвать правильным.
— Сенатор, это не последние жизни, которые своим голосованием принесет в жертву военный совет, — заметил Найлз. — Это война. Люди гибнут. Можно всерьез поспорить с тем, оправданно ли со стратегической точки зрения отправлять «Рысь» сражаться с риксским крейсером. Поборники Империи попросту понятия не имеют о том, что на уме у риксов. Мы не знаем, почему им потребовалось выйти на связь с гигантским разумом. Очень может быть и так, что стоит пожертвовать фрегатом ради того, чтобы отрезать это чудовище от его почитателей.
—
— Попытки отбить противника лежат в самой природе войны. К ним прибегают, даже если не до конца отдают себе отчет в том, что делают.
— Ты вправду так думаешь?
Найлз кивнул.
— Император и его адмиралы не собираются жертвовать фрегатом только ради того, чтобы наказать его капитана. «Рысь» невелика, и все же это один из самых совершенных боевых кораблей в Дальних Пределах. И сколь оскорбительным ни выглядело бы поведение «серого» героя вроде Лаурента Зая, возможности «Рыси» все равно не стоит сбрасывать со счетов.
— Ты бы только послушал их, Найлз. Они говорили о том, что он станет мучеником, и хихикали от радости. Она называли его «калекой»! — Нара закрыла лицо руками и откинулась на спинку кресла. Роскошное кресло для гостей услужливо приняло контуры ее фигуры. Они с Найлзом сидели на одном из верхних этажей в причальной башне над Форумом. Эти башни — высокие хрустальные иглы — окружали Форум со всех сторон и возвышались над городом. Помещения в башнях использовались, большей частью, для того, чтобы произвести впечатление на послов или позабавить какую-нибудь заезжую важную шишку. Сама высота этих башен служила, в некотором роде, ответом Сената на имперское сияние Алмазного Дворца и Священных Орбитальных Станций. Помещения здесь были очень уютными, несмотря на столь высокое, «командное» расположение. Чуть старомодная мебель создавала обстановку коллегиальности и дружелюбия. Здесь было легко посплетничать о политике и ударить по рукам, заключив сделку.