Вторжение в Империю

При появлении Оксам и Найлза предыдущие посетители ретировались (член военного совета обладал особыми привилегиями). Нара и ее главный советник встретились здесь для срочных переговоров перед возвращением Оксам в Алмазный Дворец. Дворцовый флайер поджидал сенатора за окном, слегка покачиваясь под прохладным утренним ветерком. Нара не знала о том, что название «причальные башни» когда-то имело буквальное значение, но на самом деле компьютер флайера решил подождать ее именно здесь, на высоте, поскольку времени спуститься уже не хватало.

Через двадцать минут должно было начаться очередное заседание военного совета.

— Даже не знаю, что хуже, — призналась Оксам, — решение Императора отомстить Заю, убив его, или то, что я по чисто тактическим соображениям проголосовала за принесение «Рыси» в жертву. Я согласилась с подавляющим большинством советников, чтобы они прислушались ко мне, когда дело дойдет до более важных стратегических вопросов.

— Соображения у тебя логичные, сенатор. Ты не хочешь, чтобы тебя сочли слабой, не желающей кровопролития.

— Но получается так, что на самом деле я согласна с ними, — продолжала Оксам. — Что я тоже готова принести в жертву жизнь трехсот людей на основании одного лишь предположения о том, что риксам стоит потрепать нервы. Это труднее проглотить, Найлз, чем тактическую уступку.

Старый советник Нары ответил ей пристальным взглядом. Он выглядел таким маленьким, сидя на диване посреди пышных подушек, — будто остролицый эльф, угодивший в гостиную к какому-то сатрапу-толстяку. Найлз прищурил голубые, невероятно зоркие глаза. Здесь, на такой высоте, в десяти километрах от синестезических проекторов Форума, вторичное зрение не работало.

— Тебе и прежде доводилось идти на не самые приятные компромиссы, Нара, — заметил он.

— Верно, я и раньше выторговывала себе голоса, — устало отозвалась она. Найлз всегда так спорил с ней, когда она сомневалась в себе. Избирая резкий тон, он выводил ее к пониманию ее собственных мотивов.

— Что же иначе на этот раз? — спросил он.

Она вздохнула, чувствуя себя школьницей, которую заставили повторить заученный наизусть урок.

— Раньше мне приходилось торговаться с имперским рынком. Я меняла снижение налогов на ужесточение патентного права, протекционистские меры, свободную торговлю. Девяносто процентов политики Сената — чистой воды экономика, вопросы собственности. Торговать жизнями мне раньше не доводилось.

Найлз глянул за окно, в сторону Холмов Дани. Там сквозь далекие мрачные облака пробивалась заря.

— Сенатор, а ты не знала о том, что после первого Вторжения риксов в Империи не увеличилось относительное количество самоубийств?

«Количество самоубийств? — удивилась Нара. — К чему это клонит Найлз?» Она пожала плечами.

— Население так велико, экономические силы настолько неровно распределены… Подобная статистика — всего лишь проявление действия закона больших чисел. Любые местные взлеты или падения числа самоубийств гасятся, попадая в общий статистический котел.

— А что может вызвать подобные местные взлеты, сенатор?

— Тебе это отлично известно, Найлз. Ключ ко всему — деньги. Спады в экономике ведут к росту числа суицидов, убийств, увеличению детской смертности даже на самых богатых планетах. Человеческое общество — это хрупкая структура, и если объем ресурсов снижается, мы начинаем грызть друг другу глотки.

Найлз кивнул, его лицо озарили лучи восходящего солнца.

— Значит, когда ты выторговываешь снижение налогового бремени и протекционистские меры, когда борешься за благосостояние в соответствии с генеральным планом секуляристов, что ты выторговываешь на самом деле?

Лучи солнца добрались до лица Оксам. Она зажмурилась. Как это часто бывало, когда она оказывалась вне синестезического поля, перед ее глазами заплясали образы прежних данных. Она визуализировала сказанное Найлзом. На планете с миллиардным населением снижение планетарного продукта на один процент привело бы к устойчивым статистическим сдвигам: к десяти тысячам новых случаев убийств, пяти тысячам суицидов, к тому, что в следующем поколении миллион человек никогда не смог бы выбраться за пределы родной планеты. Объяснения каждой отдельной трагедии были крайне субъективными — у кого-то рухнул дом, кто-то обанкротился, где-то случился этнический конфликт, — но божество статистики без разбора проглатывало человеческие истории, сглаживало цифры, придавало им форму закона.

— Конечно, — прервал ее размышления Найлз, — процесс, к которому ты привыкла, не настолько прям, как приказ идти на смерть.

Оксам кивнула. Спорить по этому вопросу у нее не было сил.

— Я надеялась, что ты подбодришь меня, Роджер, — вздохнула она.

Он откинулся на спинку дивана.

— Я уже говорил тебе, Нара: ты поступила правильно. Политический инстинкт, как обычно, не подвел тебя. И очень может быть, что совет действительно принял верное, с военной точки зрения, решение.

Она покачала головой. На ее взгляд, «Рысь» обрекли на гибель без достаточно веской причины.