Вторжение в Московию

Ураз-Мухаммед захмелел быстро. Его напоили, заведённым обычаем. Он расчувствовался, и его потянуло с чего-то рассказать всё о себе вот этому царю со странным взглядом, вроде бы внимательным, но очень уж холодным… Вот так же, наверное, взирает сверху и Аллах на него, на хана, когда испытывает его… Не задавался он вопросом: кто и откуда неведомый этот человек… Ещё недавно входил он на приём к первому царю Димитрию. Тот визит запомнился ему, поскольку там он был вместе со шведским принцем Густавом. Потом же того царя назвали Гришкой, Расстригой… А вот этот совсем не похож на первого. Ой как непохож! Ну да это не его, хана, дело. Вон сколько войска за него, царём признали…

Ураз-Мухаммеду было всего тридцать восемь лет. Из них двадцать два года он прослужил московскому государю. Попал же он к нему не по своей воле.

В Сибирь, на хана Кучума, он пришёл из Бухарской земли с Сеид-ханом, Сейдяком, своим приятелем. Тот вернулся на землю своего отца, хана Бек-булата, чтобы отомстить Кучу-му за его смерть и смерть дяди. Кучум, побитый Ермаком, но ещё в силе, бежал от Сеид-хана, после того как ему изменил его верный Карача… Тот день, когда он попал в неволю, Ураз-Мухаммед помнит до сих пор.

— Сеид-хан — наивный хан! Поверил воеводам, пошёл в крепость, Тоболеск. Сам пошёл!.. Говорил же ему Карача, большой карача Кучума: не верь московским — обманку затевают.

— Но ты же пошёл! — с чего-то проявил сочувствие к нему Матюшка.

Ураз-Мухаммед тактично ответил, что он не трус, не мог же он бросить Сейдяка, хана, своего друга.

Воевода же Тобольска, Данило Чулков, нарочно велел, вот хитрец, подать им за столом русской водки. И Сеид-хан, за ним Карача, а потом и он, Ураз-Мухаммед, невольно поперхнулись, когда глотнули доселе невиданного ими напитка. Такого крепкого, аж дух спёрло, по ногам ударило, язык куда-то повело.

— То Бог обличает вас в неправде! — с усмешкой сказал Чулков и подал знак казакам.

Те навалились на них и скрутили. Телохранителей же, что оказались в крепости, побили, а воинов за стенами разогнали картечью из затинных пищалей.

Вот так он, Ураз-Мухаммед, и оказался в Москве. Там его принял сам государь и великий князь Фёдор Иванович. Он целовал ему крест и стал служить. Ходил он не раз и в передовом полку, и в сторожевом, всегда писался первым полковым воеводой: по чести, как наследный хан Казахской орды. И был почёт, оклад и слава… Потом наступило время Годунова. А вот и тот памятный день… Ураз-Мухаммед въехал со свитой кирманских биков и мурз в Троицкие ворота Кремля. Впереди них, красуясь на отборных скакунах, гарцевали два десятка боярских детей в белых одеждах. От ворот по обеим сторонам улицы парадно вытянулись стрелецкие сотни. Не доезжая десяти саженей до царского дворца, Ураз-Мухаммед и его ближние сошли с коней. Тут их встретили головы московских стрелецких приказов и вместе с ними поднялись по широкому каменному крыльцу. На верхнем рундуке и в сенях всюду стояли жильцы, одетые в яркие кафтаны. Здесь Ураз-Мухаммеда приветствовали стольники. Оказав ему честь, они проводили его до дверей Средней Золотой палаты. Там высокого гостя уже поджидал окольничий Иван Михайлович Бутурлин. Он спросил Ураз-Мухаммеда о здоровье и хлопнул в ладоши: тут же распахнулись двери. И Ураз-Мухаммед в сопровождении окольничего вступил в палату со свитой. Они прошли до трона и остановились в трёх саженях от него.

Борис Годунов восседал на золотом троне во всём блеске царского одеяния, усыпанного жемчугом, серебром и драгоценными камнями. На шее у него висел массивный золотой крест, в правой руке он держал скипетр с двуглавым орлом. По левую руку от трона на высокой пирамиде лежала круглая держава с крестом. Рядом с ним, по правую руку, на троне меньших размеров, сидел его сын, царевич Фёдор: упитанный, гладкий телом красивый отрок. И тут же, подле трона, точно изваяния, застыли рынды с секирами на плечах, в белоснежных одеждах. А с лавок около стен чопорно взирали на церемонию бояре и окольничие. Здесь же, впереди них, сидел патриарх Иов, престарелый и беспомощный, такой, какой был нужен Годунову… Так шепотком судачили злые языки…

Годунов встретил гостей лёгкой улыбкой, в больших, слегка прищуренных тёмных глазах сквозил живой интерес к устроенному торжеству. И он, было заметно, сдерживал себя, свои желания, стеснённый монотонным ходом ритуала.

Ураз-Мухаммед поклонился ему и царевичу большим обычаем. А Бутурлин громко объявил его: «Великий государь, царь и великий князь Борис Фёдорович, всея Руси самодержец и многих государств государь и обладатель! Великий государь, царевич князь Фёдор Борисович, всея Руси! Вам, великим государям, Ураз-Мухаммед-хан, сын Ондан-султана, с товарищами челом ударили!»