Вторжение в Московию

Она помнит до сих пор жёсткие пальцы Казановской, когда та схватила её и, пряча, сунула под свои широкие юбки, при этом больно оцарапала ногтями её голое плечо… И тут же в палату ввалился Василий Шуйский, а с ним дворяне: они разыскивали Димитрия. Подозрительно оглядев придворных дам, они стали препираться о чём-то с Казановской. А та отвечала дерзко, и это удивительно подействовало: бояре вышли из палаты и приставили к ней стражу…

Она учащённо задышала, заметалась на постели. У неё перед глазами вдруг появилось лицо Яна Осмульского, жениха Доротеи, пригожего юноши, пажа в её свите. Он стал защищать её палату!.. А московиты!.. «Ах, эти злые московиты!..» Они проткнули его насквозь рогатиной!.. И та безобразно, горбом, выскочила у него со спины!.. Его так и оставили лежать! Тут же! Под дверью её комнаты!.. Тело, мёртвое! Во всё лицо глаза небесной голубизны!.. Ах, как они, стеклянные, смотрели на неё и в чём-то укоряли!.. В памяти вновь всплыло всё… И она забилась в истерике, с плачем, как и тогда…

Казановская, не оставлявшая её ни днём, ни ночью, вскочила с постели и бросилась к ней: «Что с тобой, касаточка?!»

Всхлипывая и дрожа всем телом, она прижалась к ней и расплакалась.

— Ну-ну, не надо, я рядом! — стала успокаивать её Казановская.

— Мне страшно, я больше не могу! К Димитрию, бежать, туда, к нему!.. Но как?! Гетман следит, отнял лошадей! Кругом доносы! Злые языки говорят обо мне бог весть что! И грязно, грязно!.. За что, Барбара, за что?! — вместе со слезами вырвалось у неё.

— На то они и злые, касаточка! Да шут с ними! Не из одних злых состоит божий свет! В лагере много гусар за тебя! Они не дадут в обиду!.. И Казимирский верно говорит: помочь надо им! Вот и соберись, покажи, что ты царица, если забыли! Надо, милая, иногда и суровость выказать, покарать злых здесь, на земле! А уж там-то сам Бог разберётся с ними!..

Только под самое утро Казановская успокоила её. И она уснула тяжёлым сном, проспала целый день и проснулась лишь тогда, когда в лагере сыграли вечернюю зарю, по башням и стенам сменились караулы и опять со своими правами подступила ночь.

Весь следующий день она провела в горнице с комнатными девицами, отдыхая за мелкими поделками. Да, тот день был для неё знаковым. В тот день она решилась выступить открыто на стороне Димитрия, против Рожинского, в борьбе за тушинское войско.

С утра к ней в терем пришёл Казимирский… И что-то говорил… Она же трусила — не слышала… Ей захотелось всхлипнуть по-детски. Но рядом не было матери и никого из родственников тоже… А так хотелось!..

Пришёл Яниковский… Вышли… У терема, подле крыльца, стояли ещё какие-то люди. Она их видела порой при муже…

Пошли по избам, землянкам и ротам, и первым делом они явились в полк Вильковского, где сильнее всего было влияние короля.

Крестьянская изба — забита до отказа… Она сбросила шубку на руки холопам, протиснулась сквозь толпу воинов в передний угол и встала под образом Пресвятой Марии… Десятки глаз — и все смотрят на неё!.. Как жутко, необычно…

— Панове рыцари, прошу вас вспомнить ратные труды и пролитую кровь, лишения, убытки! — Её голос, деревянный, начал крепнуть. — Подумайте — никто их вам не возместит, кроме царя Димитрия! Он, только он наградит вас за это!.. По-царски! Не даст вам ни король и ни Рожинский того, что в силах московского государя!..

Она сама даже поверила в такое… Со скорбным видом пошла она по рядам гусар, заглядывала каждому в глаза и просила, умоляла быть верными присяге…

В тесной избе её голос звучал глухо и печально. Подвижная, с умными привлекательными глазами, маленького роста и хрупкого сложения… Да — вот она, такая, вся перед ними и молит их о сострадании!..

О! Воины, вам мужества не занимать в бою, но пред иным вы беззащитны!..

И многие не выдержали в полку Вильковского, поклялись не бросать дело Димитрия.

— Димитрий наградит вас! — с жаром восклицала она в другом месте; румянец горячил ей щёки и шёл ей весьма кстати…

— Зачем вы отступились от него? — спрашивала она в третьем.

— Ведь вы давали царю присягу… — кротко укоряла она гусар в следующей роте и как бы незаметно всхлипнула; по рядам гусар прошло смущение и шёпот; она открыто уже смахнула с ресниц слезу…

— Умоляю вас, подумайте о моей нелёгкой судьбе царицы, гонимой и вынужденной скитаться! — стала уже явно давить жалостью она на пятигорцев.

— Братья, Панове, помогите моему мужу, государю и царю Димитрию! — взывала она к жолнерам. — И он не останется в долгу! Вы же знаете, как щедро платил он вам!..

Действовать вот так, широко по всему войску, её убедил Казимирский. Он же послал своих людей по другим станам и к донским казакам, куда не могла поспеть она сама. Только в полк Млоцкого, да ещё к Зборовскому, никто не осмелился идти.

И тушинское войско опять повернулось в сторону Димитрия.

Рожинский попытался исправить это, успокоить полки, но события уже вышли из-под его контроля.