опирается на рассудок, следовательно, этот синтез не только трансцендентальный, но и
чисто интеллектуальный. Но так как у нас в основе а priori лежит некоторая форма
чувственного созерцания, опирающаяся на восприимчивость способности представления
(чувственности), то рассудок как спонтанность может определять внутреннее чувство
благодаря
многообразному
[содержанию]
данных
представлений
сообразно
синтетическому единству апперцепции и таким образом
a priori мыслить синтетическое единство апперцепции многообразного [содержания]
чувственного созерцания как условие, которому необходимо должны быть подчинены все
предметы нашего (человеческого) созерцания. Именно таким образом категории, будучи
лишь формами мысли, приобретают объективную реальность, т. е. применяются к
предметам, которые могут быть даны нам в созерцании, но только как явления, ибо мы
способны иметь априорное созерцание одних лишь явлений. Этот синтез многообразного
[содержания] чувственного созерцания, возможный и необходимый a priori, может быть
назван фигурным (synthesis speciosa) в отличие от того синтеза, который мыслился бы в
одних лишь категориях в отношении многообразного [содержания] созерцания вообще и
может быть назван рассудочной связью (synthesis intellectualis). И тот и другой синтез
трансцендентальны не только потому, что они сами происходят a priori, но и потому, что
они составляют основу возможности других априорных знаний.
Однако фигурный синтез, если он относится только к первоначальному синтетическому
единству апперцепции, т. е. к тому трансцендентальному единству, которое мыслится в
категориях, должен в отличие от чисто интеллектуальной связи называться
трансцендентальным синтезом воображения. Воображение есть способность представлять
предмет также и без его присутствия в созерцании. Так как все наши созерцания
чувственны, то способность воображения ввиду субъективного условия, единственно при
котором она может дать рассудочным понятиям соответствующее созерцание, принадлежит к чувственности; однако ее синтез есть проявление спонтанности, которая
определяет, а не есть только определяемое подобно чувствам, стало быть, может a priori определять чувство по его форме сообразно с единством апперцепции; в этом смысле
воображение есть способность a priori определять чувственность, и его синтез созерцаний
сообразно категориям должен быть трансцендентальным синтезом способности
воображения; это есть действие рассудка на чувственность и первое применение его (а
также основание всех остальных способов применения) к предметам возможного для нас
созерцания. Этот синтез, как фигурный, отличается от интеллектуального синтеза, производимого одним лишь рассудком, без всякой помощи воображения. Поскольку
способность воображения есть спонтанность, я называю ее иногда также продуктивной
способностью воображения и тем самым отличаю ее от репродуктивной способности
воображения, синтез которой подчинен только эмпирическим законам, а именно законам
ассоциации, вследствие чего оно нисколько не способствует объяснению возможности
априорных знаний и потому подлежит рассмотрению не в трансцендентальной философии, а психологии.
Здесь уместно разъяснить один парадокс, который должен поразить каждого при
изложении формы внутреннего чувства ( б): внутреннее чувство представляет сознанию
даже и нас самих только так, как мы себе являемся, а не как мы существуем сами по себе, потому что мы созерцаем себя самих лишь так, как мы внутренне подвергаемся
воздействию; это кажется противоречивым, так как мы должны были бы при этом
относиться пассивно к самим себе; поэтому системы психологии обычно отождествляют
внутреннее чувство со способностью апперцепции (между тем как мы старательно
отличаем их друг от друга).
Внутреннее чувство определяется рассудком и его первоначальной способностью
связывать многообразное [содержание] созерцания, т. е. подводить его под апперцепцию
(на которой основывается сама возможность рассудка). Однако у нас, людей, сам рассудок
не есть способность созерцания и, даже если созерцания были бы даны в чувственности, рассудок не способен принимать их в себя, чтобы, так сказать, связать многообразное
[содержание] его собственного созерцания; поэтому синтез рассудка, рассматриваемый сам
по себе, есть не что иное, как единство действия, сознаваемое рассудком, как таковое, также
и без чувственности, но способное внутренне определять чувственность в отношении
многообразного, которое может быть дано ему сообразно форме ее созерцания.
Следовательно, рассудок, под названием трансцендентального синтеза воображения, производит на пассивный субъект, способностью которого он является, такое действие, о
котором мы имеем полное основание утверждать, что оно влияет на внутреннее чувство.