Его взгляд обжигает, как раскаленное клеймо, прижатое слишком близко к моей коже, и он смотрит на меня не стесняясь, как будто имеет право знать, кто я такая и почему я здесь.
Я закидываю ногу на ногу и заставляю себя выйти из ступора, в который он меня вогнал. Я изо всех сил стараюсь вести себя непринужденно и сосредоточиться на расписанной стене кофейни, опускаю солнцезащитные очки и стараюсь, чтобы сердце перестало биться так быстро.
Они уже близко, и один из мужчин обращается к нему. Я чувствую, как он отводит взгляд. Я выдыхаю, когда он покидает поле моего зрения. Я не слышу, о чем они говорят, но у меня нет сомнений, что мужчина, от которого я не могу оторвать глаз, — главный. Он приковывает к себе всеобщее внимание, когда разговаривает с другими мужчинами в пустующем здании по соседству. Я чувствую его запах кожи и пряностей, смешанный с нотками дыма. Когда он отворачивается, я бросаю взгляд на нашивку на его груди.
Его голос глубокий и уверенный. Следующие несколько минут они беседуют с человеком в костюме, пока я пью кофе и ковыряюсь в черничном кексе. Они ходят туда-сюда, обсуждая внешний вид здания. Когда я вижу, что они направляются внутрь, я встаю и беру свою сумочку, чтобы как можно быстрее скрыться в магазине одежды по соседству.
Я выдыхаю и изо всех сил стараюсь вытеснить из головы поразившего меня президента. Все вопросы, которые могут возникнуть о нем, вероятно, навсегда останутся без ответа, потому что я никогда не произнесу их вслух.
Он выглядит как мрачная тайна, которая может затянуть меня.
Я просматриваю стойки и выбираю несколько платьев для примерки. Когда мое дыхание приходит в норму, я говорю себе, что, возможно, у меня слишком богатое воображение.
Мои родители не изолировали меня, но они определенно использовали страх, чтобы обезопасить. Страх перед Богом, страх перед сомнительными людьми, страх перед собственным выбором. Возможно, чтобы уберечь от членов «Гончих Ада» или людей, подобных им.
Не знаю, почему я так поступаю, но я прислушиваюсь к Лейле и выбираю светло-голубое платье, почти такого же цвета, как мои глаза. Оно с открытыми плечами и длинными пышными рукавами, подчеркивает талию, расширяется книзу и заканчивается на середине бедра. Оно короче, чем я обычно носила в Атланте, но я чувствую себя в нем сексуально… и к черту, мне некого ублажать, кроме самой себя. Это именно то платье, которое Эван назвал бы «немного неуместным», и это заставляет меня хотеть его еще больше. Самое лучшее — это спина, она открыта почти до середины, и я поднимаю волосы, чтобы посмотреть в зеркале, как буду выглядеть, если соберу их наверх.
Для репетиции ужина я выбираю другое, такое же короткое и откровенное, но на этот раз бледно-желтое, без бретелек, ткань похожа на шифон и низ платья оформлен волнами разной длины. В нем моя грудь выглядит потрясающе.
Я благодарю продавца и внутренне плачу, потому что два платья стоят больше двухсот пятидесяти долларов, которых у меня на самом деле нет. Я напоминаю себе, что скоро все наладится, ведь я, похоже, нашла работу и смогу отремонтировать старый отцовский грузовик, чтобы продать его.
Я толкаю входную дверь, запихиваю чек в сумочку и бегу к машине. Я оглядываюсь по сторонам, но больше не вижу ни мотоциклов, ни байкеров, которые разговаривали возле кофейни. Наверное, это хорошо. Каким бы пленительным
Глава 5
Бринли
— Ты выглядишь
— Я занималась йогой на улице. — Я пожимаю плечами, заставляя свой голос звучать беззаботно. А еще я бродила по коридорам заброшенного особняка моих родителей, проходила стажировку в «Crimson Homes» после того, как они позвонили в прошлую субботу и предложили мне работу, старалась не писать Эвану, просто потому что привыкла это делать, и не плакать каждую ночь, из-за своего разрушенного будущего.
И больше, чем я готова была признать, я старалась не думать о преследующем меня президенте «Гончих Ада», которого зовут Вульф, как сказала мне Лейла, когда мы обедали на днях.
Серьезно. Это его настоящее имя.
Лейла улыбается в ответ, она не может догадаться о моих трудностях по моему тону. Я профи после детства с моими родителями.