Вулканы над нами

Элиот продолжал что-то говорить, но я повесил трубку, разыскал мою офицерскую куртку с двумя латунными звездочками на погонах и надел ее прямо со штатскими брюками — терять времени было нельзя. Я поставил на стол бутылку джину.

— Сиди в комнате и жди меня, — сказал я Грете. — Нет, ты не пойдешь со мной ни в коем случае. Это окончательно. Через десять минут я приду, и мы поднимемся на крышу и полюбуемся оттуда видом. Если будет на что любоваться.

Я вышел в коридор, но возвратился и для верности запер дверь на ключ. Потом заглянул к портье и снял с доски второй запасной ключ.

Колокола молчали, улицы были пустынны.

Я вспомнил, что, когда мы в первый раз захватили Салерно и отсиживались в укрытии, а немцы обстреливали нас из минометов, они регулярно делали перерыв каждый час. Быстрым шагом, почти что бегом, я прошел по Калье до самой пласа, потом по раздавленным цветам взбежал на паперть и дальше — в озаренную горящими свечами церковь.

Как только я вышел из отеля, я принялся за самовнушение. Мне нужно было уверить себя, что я все еще офицер на действительной службе, тот самый офицер, который до недавнего получения приказа об отставке из Гватемала-Сити отдавал обязательные к исполнению слова команды. Внешние актерские уловки сегодня меня не спасут — я отлично это понимал. Для того чтобы успешно отдать приказание, идущее вразрез с приказанием командующего офицера, который, будь он даже жалкий мальчишка, обладает тем не менее державными правами монарха, я должен был перевоплотиться в свою роль целиком и полностью. Солдаты в этих случаях походят на укрощенных зверей; если они не признают в дрессировщике своего хозяина, в них может вдруг проснуться свирепость.

Поднявшись наверх, я повел себя с рассчитанной небрежностью. Не обращая ни малейшего внимания на солдат, сгрудившихся у пулемета, я принялся задумчиво прохаживаться вдоль парапета на противоположной стороне звонницы, тоже выходившей на пласа. Глядя в пространство, я медленно отсчитал про себя шестьдесят секунд. Потом резко повернулся и уставился на солдат, поджав губы, стараясь казаться как можно более надменным. Я избрал своей мишенью капрала — последний раз, когда я видел его, он еще был рядовым. Не обращая внимания на остальных, я пронизал его взглядом. К величайшей моей радости, он под — тянулся и встал по команде «смирно». Он поднял на меня глаза с соответствующим выражением почтения, направляя взор, как положено, на дюйм или два выше моей головы. Механическим движением руки он отдал честь; я ответил. С удовлетворением я наблюдал, как на его лице появилось слегка виноватое выражение, которое почему-то полагается иметь солдату, когда к нему обращается старший в чине. Чтобы развить успех, я стал довольно грубо играть придирчивого начальника, одновременно стараясь поглубже вжиться в свою роль.

— Кто у тебя первый номер у пулемета?

— Что вы сказали, сэр?

— Повторять не буду. Ну, проснулся ты?

(Я возблагодарил бога, что солдаты не узнали меня, когда я проходил по пласа с Гретой, и не заметили мое более чем демократическое приветствие.)

— Так точно. Рядовой Мендес, сэр.

— Пускай вынет патронную ленту, прочистит ствол и начнет разборку.

Пускаться в рассуждения было бы губительным. Чем неожиданнее и даже бессмысленнее приказ офицера, тем больше шансов, что солдаты выполнят его беспрекословно. В существо приказа они не обязаны вникать, но малейшая неуверенность с моей стороны может вызвать у них подозрение. Капрал заколебался на какую — то долю секунды, и я тут же напал на него:

— Разборку пулемета проходили?

— Нет, сэр. Смею доложить, нас еще не обучали.

— Прискорбно, — сказал я. — Что ж, разберете, как сумеете.

Я пренебрежительно махнул рукой. Строгий офицер должен всегда находить поводы для не — довольства. Я подошел к пулемету, потрогал его со скучающим видом человека, которому давно уже надоели все пулеметы на свете, тревожно прислушиваясь в то же время, не вступают ли чиламы на пласа. Это был «браунинг», недавно снятый с вооружения в американской армии. Не тот ли самый это «браунинг», который мы захватили у виджилянтов в Джулапе? Пулемет был укреплен на массив — ной треноге, снабженной множеством сверкающих колесиков. Я пнул одно колесико носком ботинка, и оно закрутилось.

Солдаты стояли в нерешительности. Они медлили с выполнением приказа, и на мгновение меня охватила паника — вдруг мой замысел провалится?

— Начинайте со станка, — сказал я, импровизируя на ходу. — В параграфе втором уставной инструкции говорится: «Предварительно подперев ствол, выбиваете сцепляющие штифты». Кто из вас знает, где расположены сцепляющие штифты?

Я говорил тем унылым, поучающим голосом, рассчитанным на самого тупого слушателя, который почему-то находит признание в армии.