Вурдлачка

– Из меня давно сделали чудовище. Я убивала. Спроси Хизэши. Мне не отмыться от обвинений. Тебе придётся с этим смириться.

Дикий рёв сотряс тюремные своды. Ладонью зажала свой рот, чтобы сдержать рвущийся наружу овтетный крик. Атар скрылся в портале.

Я же без сил упала на пол. Подтянула колени к груди, уткнувшись в них носом. Сердце болело. В ушах оглушающе шумела кровь, и сквозь этот гул еле слышно пробивался стук. Частый, тихий, словно готовый вот-вот оборваться. И тут в матке что-то ковырнуло.

Ладонь прокусила до крови. Осознание того, что внутри меня уже развивалась крохотная жизнь и я её обрекала на скорую смерть, смело всё. Я зарыдала в голос, умываясь горючими слезами.

Даже когда меня вели в зал заседания суда, я не могла собраться с мыслями. Меня жгло чувство вины перед нерождённым ребёнком от любимого мужчины. Вроде женщина, а про средства предохранения забыла, как неопытный подросток.

Перед судом я предстала в грязном оборванном платье, заляпанном кровью сестры и Семьдесят Четвёртой. Лицо тоже, уверена, было в разводах после долгих рыданий. Но меня не волновал внешний вид. Я внимательно, со злой усмешкой осмотрела трибуну, за которой сидели все правители Союза центральных стран: Скаршия, Драгхвар, Восточная Империя, Миражин, представитель драконидов и цэ-Сарь вурдов.

– А почему меня судите вы? – нагло поинтересовалась я. – Ведь правителя могут судить лишь правители. Как никак я королева-регент Гинерского архипелага. Требую суда правителей.

Камень правды, лежавший перед королевой Скаршией, не изменил цвета. Я очень надеялась, что Дайронд сдержит слово и коронует моего сына. Правда, Резигард выдвинул одно условие: если меня раскроют, то он дождётся суда правителей и только тогда возведёт на трон Элрико. Он объяснил своё требование тем, что собрать всех правителей трудно. Судебный процесс затянется, и тогда он, Джан и мой сын смогут найти выход, как освободить меня, или хотя бы смягчить приговор.

Только сейчас меня больше беспокоила не моя свобода, а жизнь моего ребёнка. Второго ребёнка.

Король Миражина, видимо, использовал свою силу мыслителя, чтобы остальные могли общаться мысленно. Я видела по выражениям лиц других, что мои слова произвели должное впечатление. За простой «госпожой Гинер» скрывалась королева Гинер. Совещание длилось недолго. И его итогом стало всеобщее собрание всех парвителей Единого мира.

Надеюсь, до архипелага дойдут эти новости раньше, чем меня успеют казнить.

Уже в темнице я позволила себе погладить свой животик, в котором рос малыш, плод моей любви. Чтобы ни говорил Атар, но я его тоже люблю. Именно поэтому я буду бороться, сражаться за нашего с ним ребёнка. Пока я живу, живёт и наш малыш.

Озвучив свой настоящий статус, я получила и другие условия содержания в тюрьме. Меня перевели в другую камеру большего размера. В ней были удобная кровать, ширма, за которой скрывался «трон» и умывальник, и окно под потолком. Зарешёченное, но и на этом спасибо. Еду приносили на чистом подносе. Три блюда и два напитка. Я съедала всё. Теперь я в ответе была не только за себя, но и за новую жизнь.

По моим подсчётам прошла неделя, когда меня повели на суд правителей. И когда меня вели, я уже знала, как надо поступить, чтобы выиграть ещё немного времени.

Я не питала иллюзий. Убийство карается смертной казнью в большинстве случаев. Правда, иногда казнь заменялась пожизненным заключением. Но не в моём случае. За мной тянется целый шлейф трупов.

Едва меня приковали кандалами к трибуне, перед которой теперь лежал огромный камень правды, в центре зала, как я сразу сбросила их себя и, не дав опомниться правителям, заявила:

– Требую внести моё имя в реестр Сотни.

– С какой стати? – взял слово цэ-Сарь, Адалрикус Первый, правитель вурдов.

– Я единственная прямая наследница Пятого, – уверенно сообщила, не спуская взгляда с камня правды.

Сначала слышались тихие возмущённые возгласы, поражавшиеся моей наглости. Но серый цвет камня заставил их потрясённо умолкнуть.

– У Пятого нет наследников, – опроверг моё заявление цэ-Сарь, и камень загореля красным.

В звенящей тишине мой голос звучал оглушительно громко.

– Я требую внести моё имя в реестр Сотни, – чеканила я каждое слово.

Они не имееют права мне отказать, что доказал сверкнувший яростью взгляд Первого.

Итак, я выиграла ещё пару дней, малыш.

Но ни через два дня, ни через неделю, даже ни через две, меня на суд так и не вызывали. У тюремщиков я спросила о причинах.

– Так ведь не получается всех собрать, – пожимали они плечами. – Слышал у Миражина снова проблемы с соседом.

– А я слышал, что у вурдов с длаками новая стычка случилась, – добавил второй.

– А у регины Скаршии сильнейший токсикоз, какого не наблюдалось в первые её беременности, – сообщил третий. – Говорят, подняться даже не может.

Всё это попахивало слухами. Но кто мне скажет правду?

Я очень хотела увидеть Атара. Зачем? Чтобы «обрадовать» его, что у него будет ребёнок, которому будет не суждено родиться?