Истинная эстетика, свободная от всяких компромиссов с наукой или с моралью, имеет своим прямым предметом лишь искусство и природу в ее отношениях к искусству; действительно эстетический объект – не красота в природе, а красота в искусстве, а пропедевтической по отношению к эстетике дисциплиной, служащей ее отправным пунктом и являющейся ближайшим пособником ее, будет скорее критика искусства, чем наука. Или, лучше сказать, если все без исключения науки, от самой абстрактной до самой конкретной, входят как предварительные условия в эстетику, то самой конкретной, т. е. той, которая предполагает все остальные и предоставляет эстетике свой предмет в наиболее разработанном виде, является наполовину уже ставшая на научную почву и все более укрепляющаяся на ней дисциплина – история искусства и неотделимая от нее критика искусства.
Философия художественной критики – не часть эстетики, но сама эстетика или, по крайней мере, ее душа.
Третья часть. Эстетическая ценность
Глава первая. Идея ценности
Во всяком мышлении или знании можно различать три основные степени, идущие от более абстрактного к более конкретному, от более бескорыстного к более практичному: всякое знание может быть теоретическим, прикладным или нормативным, оно всегда имеет, по крайней мере, одну из этих черт.
Теоретическое, или спекулятивное, познание вещей состоит в анализе и синтезе их; оно определяет их различные части или элементы для того, чтобы описать их и различные условия их существования или их причины и законы, для того, чтобы объяснить их. Например, землевладелец может, из бескорыстного любопытства и вне всякой мысли о практическом применении, изучать, подобно ботанику, химический состав растений. Больной может заняться изучением физиологии своих органов исключительно из любознательности и совершенно не претендуя на то, чтобы путем этих теоретических сведений улучшить свое пищеварение или уменьшить лихорадку.
Прикладное познание какого-либо предмета заключается в изучении этих самых теоретических законов с более конкретной точки зрения: рассматриваются при этом не только взаимоотношения некоторых изолированных частей в реальном предмете, но детальные отношения каждой из этих частей со всеми другими, как они существуют в действительности, и отношения их к условиям среды. Например, земледелец требует от агронома указаний, при каких условиях климата, почвы, удобрения известное растение процветает или хиреет, а это равносильно косвенному вопросу о средствах к хорошему ведению хозяйства и к обогащению. Больной спросит у врача, какой режим питания и ежедневных упражнений увеличит или уменьшит лихорадочное состояние; он применит физиологические абстракции к улучшению своего самочувствия, что совершенно не занимает физиологию в ее бескорыстном исследовании.
Наконец, нормативное познание того же предмета заключается в правиле, предписывающем то или иное применение соответствующего прикладного знания; оно устанавливает нормальные границы этого применения, если дано физическое, психологическое, социологическое состояние человека, желающего воспользоваться прикладным знанием. Такая относительность применения касается уже не только материала или природы, но и человека, и в человеке она касается всей его индивидуальности, берет его как существо органическое и моральное, индивидуальное и общественное.
Таким образом, ни ботаник, ни агроном не вправе приказывать земледельцу сидеть дома и пойти работать после дождя, в хорошую погоду или ярмарочный день вместо того, чтобы отправиться на базар продавать вола, выручать деньги, погулять. Физиолог и даже врач также не призваны решать, предпочтет ли больной заниматься своей профессией, расстраивающей его пищеварение, или вылечит желудок, пожертвовав своей профессией. Если они и дают такие советы, то в качестве друзей или же в силу авторитета человека, а не ученого; и, несомненно, они выходят из своей роли.
Речь идет при этом не о теории или практике земледелия, не о физиологии или гигиене: затронуты были плохо определенные и еще хуже разработанные отделы этики, называемые домашней экономией или личной и профессиональной этикой.
Так как эти отделы этики еще крайне несовершенны, то они совсем не заслуживают названия науки и, в каждом отдельном случае, многое предоставляют произвольному индивидуальному решению.