Введение в фантастическую литературу

При таком толковании мира джиннов и фей выявляется любопытное сходство между этими фантастическими, но в общем и целом традиционными образами, и намного более «оригинальными» образами в произведениях таких писателей, как Нерваль или Гтье. Между теми и другими нет разрыва, и фантастическое у Нерваля помогает понять фантастическое в «Тысяче и одной ночи». Поэтому мы не согласны с Юбером Жюэном, который противопоставляет эти два регистра: «Другие выделяют призраков, вурдалаков, женщин-вампиров, все, что связано с расстройством желудка и представляет собой плохое фантастическое. Только Жерар де Нерваль понимает… что такое греза» (предисловие к фантастическим рассказам Нерваля; Nerval 1966, с. 13).

Приведем несколько примеров пандетерминизма у Нерваля. В определенный момент имеют место два одновременных события: умирает Аврелия, и рассказчик, еще не зная о ее смерти, думает о кольце, которое он хотел подарить ей; кольцо было слишком велико, и он решил отдать его сузить. «Я понял ошибку только тогда, когда услышал жужжание пилки. Мне показалось, что я увидел, как потекла кровь…» (с. 179). Случай? Совпадение? Рассказчик в «Аврелии» так не считает.

Другое событие, происшедшее в церкви: «Я отошел от алтаря и стал на колени в последних рядах хора; там я снял с пальца серебряное кольцо, на котором было вырезано три арабских слова: Аллах! Магомет! Али! Множество свечей зажглось тогда в хоре…» (с. 220). То, что другие считали бы лишь совпадением во времени, для Нерваля является причинной связью.

В другой раз рассказчик прогуливается по улице в ненастный день. «На соседних улицах вода поднялась высоко. Я пустился бежать по улице Сен Виктор и, думая остановить то, что я считал всемирным наводнением, я бросил в самое глубокое место кольцо, которое перед этим купил в церкви. В ту же минуту гроза успокоилась, и просиял луч солнца» (с. 225). кольцо производит изменение в состоянии атмосферы, и в то же время заметна осторожность, с какой представляется этот пандетерминизм: Нерваль эксплицирует лишь временное совпадение, но не каузальность.

Последний пример взят нами из сновидения. «Мы шли по полю, освещенному светом звезд и остановились, чтобы полюбоваться этим зрелищем; тогда дух приблизил ладонь к моему лбу, подобно тому как накануне поступил я сам, магнетизируя своего товарища; тут же одна из звезд, которую я заметил на небе, начала увеличиваться» (Nerval 1966, с. 309)[37].

Нерваль полностью осознает значение такого рода рассказов. По поводу одного из них он замечает: «Мне скажут: могло случиться, что какая-нибудь больная женщина закричала тогда в одном из соседних домов. Но по моим идеям земные происшествия все были связаны с жизнью неведомого мира» (с. 198). В другом месте он пишет: «Час нашего рождения, то место, где мы появляемся на свет, первое наше движение, имя, комната, — все обстоятельства, которые нас сопровождают, все это устанавливает счастливый или роковой ряд, от которого целиком зависит будущее. Справедливо говорят: во вселенной нет ничего безразличного и незначительного. Один атом может все разрушить, один атом может все спасти» (с. 233–234). Ср. его же лаконичную формулировку: «все находится в соответствии друг с другом» (с. 232).

Отметим сходство этого убеждения Нерваля, обусловленного в данном случае безумием, с убеждением, приобретаемым в результате употребления наркотиков (позже мы более подробно остановимся на этом вопросе). Я имею в виду книгу Алана Уоттса «Веселая космология»: «Ведь в этом мире нет ничего ошибочного, ни даже глупого. Сожалеть об ошибке значит просто не замечать схемы, в которую вписывается то или иное событие, не знать, к какому иерархическому уровню оно принадлежит» (Watts 1962, с. 58). И здесь «все находится в соответствии друг с другом».

Естественным следствием пандетерминизма является то, что можно назвать «всеобщей значимостью»: раз связи существуют на всех уровнях, между всеми элементами мира, то мир становится в высшей степени значимым. Так думал и Нерваль: час, в который мы родились, имя, комната — все имеет смысл. Более того, за первичным смыслом, бросающимся в глаза, всегда можно вскрыть более глубокий смысл (сверхинтерпретация). Именно это имеет в виду персонаж «Аврелии», предаваясь размышлениям в психиатрической лечебнице: «Я приписывал таинственный смысл разговорам сторожей и моих товарищей» (с. 230). О том же говорит и Готье, описывая ощущения при курении гашиша: «Тогда туман, окутывавший мое сознание расселся, и я ясно понял, что члены клуба были кабалисты и маги» (с. 260)[38]. «Лица на картинах сочувственно глядели на меня, по некоторым из них пробегали судороги, как по лицу немого, который хочет сообщить что-то важное, но не может этого сделать. Можно было подумать, что они хотят предупредить меня о какой-то опасности…» (с. 262). В нашем мире всякий предмет, всякое существо что-то значит.