Введение в философию

Процесс освобождения иудейского монотеизма от натуралистического и национального характера был завершен в христианстве. Иисус делает последний вывод: Царство Божие вообще не от мира сего. Иудейство, а также и пророки строго держались мнения, что праведнику должно воздаться в этом мире и что народ Израиля, если он право будет служить Иегове, снова восстанет, и царство Давида будет восстановлено. Иисус упраздняет эту мессианскую надежду, он упраздняет также и то предположение иудейского благочестия, будто в конце концов на долю правого выпадет благополучие в этом мире, на долю же неправого – посрамление. «Царство мое не от мира сего»; следовательно, не от мира и Царство Божие, и не имеет решительно никакого подобия со старым царством Давида или вообще с тем, что представляется обыкновенному человеку прекрасным, великим и желательным. Царство Божие в тебе, оно есть скрытая от мира и непонятная ему полнота блаженства и мира, оно не имеет ничего общего с теми благами, которые может давать и получать этот мир; бедность и унижение в мире очень хорошо совместимы с ним. Царство Божие в общении верующих и святых, в общине учеников Иисуса, которые, будучи рассеяны там и сям по царствам этого мира, живут в них как чужестранцы, не принимая и не ища участия в них. Царство Божие есть, наконец, та вечная будущая Слава Божия, не заключенная ни в пространстве, ни во времени, которую увидят его последователи, когда не будет более ни природы, ни мира.

Под влиянием вот этих обеих форм монотеизма, иудейско-христианского и греческого, и образовалось то представление о Боге и мире, которое сделалось господствующим в церкви, а с ней и во всем мире европейских народов. От Израиля ведут свое начало практически-религиозные определения в понятии Бога: Бог свят и справедлив, но также и милостив, и сострадателен во Христе. От греков исходит умозрительная или метафизическая сторона: бесконечность, премудрость, всемогущество, вседовольство, – словом, все те определения, которыми Бог делается Всеединым, которым и в котором существует все, что имеет бытие и сущность. Из постоянно повторявшейся попытки соединить греческую философию и психологию с христианской религией в одну замкнутую систему учения возникли христианско-церковное богословие и философия. Их основным философским воззрением является монистический теизм. Церковь, как практическое учреждение, подчеркивает теизм: Бог – личное, сверхъестественное, внемировое существо, вступающее в личное сношение с человеком; в обыкновенном же представлении Он становится вполне человекоподобным существом с чувствами и стремлениями, подобными человеческим. Напротив, в умозрении выступает на первый план монистический элемент. Как только делается попытка определить понятие того существа, которое первоначально из ничего создало все остальные существа и воля которого одна сохраняет их в существовании, так тотчас же оказывается, что это есть единственное самостоятельное существо, и что рядом с ним не остается более места для других самостоятельных существ. Монотеизм принимает значение, что есть только один Бог; он переходит в пантеизм: Бог Всеединый.

Через всю историю церкви можно проследить, как оба эти побуждения, религиозное и умозрительное, разнообразнейшими способами теснят и проникают друг друга. Это заметно, например, в Августине, в могучей натуре которого в сильной степени заложены оба побуждения. Неоплатонизм вывел его из лабиринта манихеизма, и отсюда у него остается понятие Бога как Вседей-ствительного: нет иного бытия, как в Боге, вне Его есть лишь небытие. Этот акосмический пантеизм служит ему, однако, – по выражению Гарнакка, – лишь загрунтовкой, на которую он наносит затем христианское воззрение, приобретенное из самого внутреннего жизненного опыта: то высшее бытие есть святое благо, как всемогущая любовь действующее на волю[72].

Эти мысли действуют через все западно-европейское богословие; всюду, где умозрительный интерес становится сильнее, тотчас же выступает резче и пантеистическое понятие. Так, уже в Средние века церковь все снова и снова находит поводы принимать меры против пантеистических оборотов учения, будь то рационалистического или мистического направления[73].

Так это происходит в более сильной степени с тех пор, как с началом нового времени принуждение церковного учения все более и более утрачивает свою силу и теоретический интерес увеличивается. В этом же смысле действует прежде всего перемена в космических представлениях; разрушив небесное здание, она лишала антропоморфическое представление о Боге опоры чувственного созерцания. Можно сказать, что, когда новая философия совершает свой путь свободно, следуя своей собственной склонности и не стесненная внешним или внутренним давлением церковной системы, или, с другой стороны, влиянием естественно-научного мышления, она становится пантеистической или монотеистической в смысле приведенной выше формулы: Бог один существует, μόνος о Θεός.