В современной философской литературе, так или иначе затрагивающей вопросы специфики практического разума, роли желания в рассуждении и действии, можно выделить особое направление, представители которого доказывают существование особой ментальной установки
, отличной от желания и уверенности, – установки намерения (intention)[38].Так Майкл Братман описывает намерения как установки ума, для которых характерны: контролирующие поведение про– или предотношения (pro-attitudes); сопротивление перерассмотрению; особая роль в дальнейшем практическом рассуждении, приводящем к появлению новых намерений[39]
. Автор пытается ответить на вопрос, как возможен переход от одного намерения к другому, следование которому приведет к выполнению намерения первого, используя традиционную модель «желание – уверенность» и добавив к этому создаваемую им теорию планирования.Многие работы, посвященные анализу особой ментальной установки намерения, указывают на необходимые свойства намерения – мастерство
или умение. Когда во время игры в баскетбол находящийся в трехочковой зоне новичок заявляет, что он намеревается попасть в кольцо, то его заявление нельзя признать правомерным. Речь скорее идет о желании попасть в кольцо. Тогда как подобное заявление Майкла Джордана о его намерении принести своей команде три очка все расценят как правомерное. В этом случае я предложила бы считать намерение получившим критическое количество подтверждений уверенным желанием.Намерение – уверенное желание, получившее достаточное количество подтверждений.
Так, в случае с баскетболистом, который мечтает попасть в Лигу первого состава, мы не можем до тех пор говорить о его мечте как о намерении и должны говорить о ней как об уверенном желании, пока он не станет систематически демонстрировать результаты, ожидаемые от игроков первой Лиги.К сказанному можно добавить и то, что мы, скорее всего, не могли бы намереваться, т. е. откладывать и консервировать свои желания, если бы у нас от природы не было бы способности концентрировать и перераспределять энергию, если бы не было естественно присущего нам желания развивать и совершенствовать эту способность. Умение ждать, накапливая энергию, например, для броска или прыжка, требует способности «переживать» энергию, как бы «просчитывая» ее достаточность в воображении через воображаемое совершение предполагаемого действия. В любом случае концентрация или накопление энергии требует четкого отслеживания места
накопления этой энергии. Энергию нельзя накапливать «вообще» или «везде». Я хочу сказать, что концентрация и идентификация – родственные явления. Можно пойти еще дальше и сказать, что желание представляет собой накопление, концентрацию сил в создаваемой этими энергиями личности. И здесь желание и личность (как сила и способность проявлять свою волю, подниматься над необходимостью вещного мира) – трудно различимы.Братман считает, что намерения – это «поведение контролирующие предотношения», тогда как желания, напротив, – «просто потенциальные раздражители действия» (potential influencers). Намерения – «контролеры поведения»: «Если моему, направленному на будущее намерению, удалось выжить до времени начала действия, и я вижу, что время пришло, и ничто не изменилось, – мое намерение будет продолжать контролировать действие. Как контролирующее предотношение, мое намерение вовлекает особую предрасположенность к действию, что обычные желания сделать не могут». Намерения не просто воздействуют
на поведение людей, но контролируют его, – считает философ. Первое в намерении – решенностъ вопроса о совершении дела в будущем. Намерение всегда сопротивляется перерассмотрению, «это характеристика стабильности и инерции» (Bratman, 1987, р. 16). Здесь перед нами обычное для англо-американской философии сведение желаний лишь к «раздражителям» действия. Братман отступает даже от позиции Локка, который, также считая желания «раздражителями», признавал, тем не менее, особый авторитет желания в действии: «Благо, большее благо, хотя бы оно было понято и признано таким, не определяет воли до тех пор, пока наше желание, выросшее соразмерно этому благу, не возбудит в нас беспокойство из-за его отсутствия» (Локк, с. 304).