Читаем Введение в философию желания полностью

Желание и вдохновение. Нельзя отрицать близость феноменов желания и вдохновения, но при этом между ними имеются существенные отличия. Желание может сопровождаться столь характерным для вдохновения эмоциональным подъемом, радостью, творческим горением, в силу чего становится особенно продуктивным любое действие, труд. Но если горение и эмоциональный подъем составляют «сущность» вдохновения, то желание может быть вызвано отвращением, страхом испытать страдание и потому не всегда быть положительно эмоционально окрашено. Более того, желание может быть вообще не окрашено эмоционально (желание как агент действия наряду с уверенностью и намерением). Вдохновение – скорее усилитель действия, тогда как желание – его причина. Но самое главное отличие заключается в том, что вдохновение безобъектно. Вдохновение – психологическое состояние, избыток душевных сил, которые могут быть направлены на все, что угодно, тогда как желание всегда объектно специфицировано.

Желание и искушение. Искушение заключает в себе обман. Обманывают нас, и обманываемся мы сами. Например, когда в массовом производстве товаров имя отчуждается от личности мастера и начинает функционировать самостоятельно. Вместо вещи, действительно созданной талантливым мастером X, мы имеем вещь, которой механически присвоено имя этого мастера, что служит искушением нашему желанию. Желание как неповторимое личностное отношение «обманывается», мы начинаем желать вещь-вещь, принимая ее за уникальную вещь-личность. Такое отчуждение есть ни что иное, как разновидность главного отчуждения, приобретшего массовые масштабы, вероятно, с появлением машинного производства, а затем с развитием средств массовой коммуникации, – отчуждения удовольствия от удовлетворения через отчуждение желания от личности или объекта от предмета желания.

Понятие искушения соединяет в себе три значения: характеристика внешних свойств вещей и предметов, выступающих как объект искушения; психологическое состояние субъекта, того, кого искушают, или который искушается; отношение между людьми. Своей целью искушение имеет наше желание. Искушение в этом смысле желает (вызвать) наше желание (которого до этого мы не имели). В этом смысле искушению может поддаться индивидуальность, искушение пробуждает «индивидуальное» желание.

Желание и зависть. Желание не является завистью. Желание становится неотличимо от зависти лишь при условии представления его как нужды и нехватки, недостатка бытия, против чего я возражаю. Зависть есть умаление личности, желание – это актуальная личность. Зависть пассивна, желание всегда активно. Зависть – бессильная досада. Желание – надежда, порождающая уверенность в достижении желаемого. Зависть тяготеет к злу и смерти, тогда как желание олицетворяет жизнь. Зависть отражает недостаточность бытия завидующего, желание – его избыток. Источник зависти находится в объекте, желание само превращает объект в ценность и в этом смысле создает его. Зависть во мне вызывает произошедшее с Другим. Завидующий в этом смысле всегда «опаздывает» или «догоняет», тогда как желание – «острие иглы, прокалывающей бытие» с целью его изменения.

Желание и цель. Желание всегда нацелено и целестремительно. Желание невозможно без цели. Следует различать желание (имеющее цель) и «голод личностного выбора» (потребность в цели), желание желания.

Желание нацелено на благо. Как пишет Маритен, «благое имеет непосредственное отношение к стремлению: ведь благое – это то, к чему все стремится; и поэтому оно обладает природой цели, ибо стремление есть как бы некоторое движение к вещи… благое – это то, к чему все стремится, для благого характерно, что в нем утоляется влечение… благом зовется то, что просто удовлетворяет влечение… благое всем желанно и приятно, всеми почитаемо»[41] (с. 546).

Ценностной задачей, которую решает субъект в рамках своего (в широком смысле понимаемого) желания, является «личностность» как условие удовлетворения. Но это не вообще личность, не идея личности, не некая неопределенность, получаемая путем систематического отрицания «того, что есть». Желание устремлено к личности, которая имеет имя. Цель желания – новое имя, переименование, где имя понимается не как знак, изображение того, чего нет, но – символически, как реальное соединение идеального и материального. Если я желаю х, это означает, что я стремлюсь стать такой личностью, которая уже имеет х. Желание сначала создает того, кто мог бы иметь х, и именно поэтому «новый» субъект сможет затем получить х. В этом смысле, желанию на самом деле не нужно х. Желание создает мир, в котором новый, созданный желанием субъект таков, как если бы он уже имел х.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука