Читаем Введение в философию желания полностью

Меркой моральности поведения оказывается «успокоенность сознания в себе». Свобода у Спинозы есть блаженство души и радость (с. 588), а не инертная безмятежность. Этическая программа Спинозы имеет две ступени. Первая из них определяет право человека на земные радости, требуемые эгоизмом самосохранения (с. 560). Здесь категория свободы выступает как право личности на самоутверждение и всестороннее развитие своих потенций. Вторая ориентирует на активную деятельность как содержание счастья, находящего свой апофеоз в познании – смысле всей нашей жизни. Два атрибута субстанции – мышление и протяженная телесность – смыкаются теперь воедино в своих высших модальных проявлениях – познании и деятельности, где деятельность есть познание, и через них человек сливается с природой, а тем самым обретает наибольшее возможное счастье.

Общее у Спинозы в конечном счете всегда берет верх над индивидуальным, и только через слияние с бесконечным обретает свое счастье конечный модус-человек. Деятельность, в конечном счете, всегда сводится им к познанию как таковому.

Верно установив потенциальную продуктивность желания в познании и в жизни человека, философ игнорировал при объяснении феномена объект желания. Только представление желания ценностным отношением между субъектом и объектом в конкретных обстоятельствах жизни носителя желания позволяет сохранить смысл «индивидуальности» всякого желания. Не учитывая контекст желания, благодаря которому только и выявляется «этотность» субъекта желания, невозможно отразить уникальность каждого факта желания.

Желание у Спинозы – субстанция. Спиноза субстанциализирует желание, обращая его в некую сущность, которая создает этотность человека вне какой-либо зависимости от социального контекста. Желание у него совпадает с индивидуальностью, также субстанциализированной. Хороню продумав «вертикаль» желания (человек – Бог), Спиноза игнорирует «горизонтальность» желания (Я – Другие). Но искомое «индивидуальное» при такой изолированности от окружающего человека мира исчезает. «Я» становится универсальным и обезличенным центром, а желание одного человека отличается от желания другого человека лишь силой стремительности.

Монада как appetitio (Лейбниц)

Лейбниц стремится ввести принцип качественного многообразия в саму субстанцию. В самой фундаментальной природе бытия он находит многокачественность. Философ считает, что должно существовать беспредельное множество субстанций. Всем субстанциям, как полагает Лейбниц, присуща духовная природа. Они – относительно самостоятельны, но сделаны как бы из одного «материала». Отсюда различия между субстанциями оказываются не пространственно-временными, а духовно-психологическими. Метод Лейбница распространяет индивидуализацию и автономность на все существующее в мире. Подобно различным человеческим личностям, субстанции индивидуальны и неповторимы, каждая из них обладает своеобразием, на свой манер изменяется и развивает свои силы, хотя развитие ее происходит, в конечном счете, в общем с другими субстанциями направлении.

Субстанции Лейбница «просты», т. е. неделимы. Пространственные различия для них вообще не существенны, и они представляют собой некие «метафизические точки». Философское использование Лейбницем понятия «дифференциал» для описания таких «точек» позволяет ему выразить качественное разнообразие всех монад, их неисчерпаемость и невозможность для них полной смерти. Можно говорить о бесконечной содержательности каждой монады. Даже наиболее близкие по качеству монады имеют все же минимальные отличия друг от друга, но всякое состояние монады отличается от предшествующего и последующего ее состояния в бесконечно малой степени.

Монады непротяженны и потому как бы «ничто», но будучи субстанциями, полны содержания и неисчерпаемы, и в этом смысле они бесконечно содержательные «нечто». Будучи метафизическими точками, субстанции Лейбница могут быть названы и метафизическими индивидуальностями, т. е. монадами. Они не возникают и не гибнут, ибо погибать могут только сложные тела, распадаясь на свои составные элементы. Монады как бы «бессмертны», и тем самым они подобны духам[56].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука