Введение в литургическое богословие

2. На основании этой общей характеристики того, что мы называем вторым пластом нашего устава, мы можем попытаться кратко отметить, что относится к нему уже с точки зрения структуры богослужения, то есть что прибавил он к уставу доконстантиновскому. В строй служб дневного круга он вводит, как ясно из сказанного выше, во-первых, новое понимание или восприятие пения в богослужении и, во-вторых, обрядовое усложнение – систему входов и процессий. В основном вечерня и утреня «мирского» типа, описанного в патмосском Типиконе и у Симеона Солунского, сохраняют свою изначальную структуру. Они состоят из ряда антифонов, то есть пения псалмов и библейских песней, прошений диакона и молитв священника. Симеон замечает, что многие удивляются сходству песненной вечерни с первой частью Литургии, между тем как это сходство в уставе и свидетельствует о сохранении в «мирском» чине первоначальной антифонной структуры дневных служб. На то, что эта структура древнее нашей теперешней вечерни, указывают некоторые из светильничных молитв, читаемых теперь священником во время предначинательного псалма, но являющихся не чем иным, как «парафразой» антифонов, певшихся на песненной вечерне. В этой последней молитва предстоятеля как бы повторяет антифон, «чтобы через иерея все было вознесено к Богу». Так, например, наша первая светильничная молитва («Господи щедрый и милостивый…») есть точная парафраза псалма 85, входящего, по Симеону, в первый антифон песненной вечерни. Но, конечно, главное, что привносит эта линия литургического развития, это – материал гимнографический. В современном богослужении пение «Господи, воззвах» воспринимается как своего рода предисловие к пению стихир на «Господи, воззвах», и обычно из вечерних псалмов поются только несколько стихов – в начале и в конце, где ими отмечают счет стихир (на 10, на 8, на 6 и т. д.). Так же и на утрени – Шестопсалмие, с одной стороны, и хвалитные псалмы, с другой, воспринимаются как начало и конец (тогда как в начале они составляли главное содержание утрени), вся же середина ее занята каноном с седальнами и кондаками, причем здесь тоже связь с первоначальными библейскими песнями сохранилась только в традиционном использовании их тем и образов в так называемых ирмосах. Пение псалма 118, то есть Непорочных, исчезло, но сохранилось пение тропарей на Непорочных, и т. д. Все это – результат перемещения центра тяжести, произведенного новым литургическим благочестием; в теперешних богослужебных книгах не менее 80 % напечатанного в них материала составляет гимнография, и при этом сравнительно поздняя, ибо целые пласты ее исчезли и были заменены другими. Это не значит, что вся эта гимнография была создана исключительно в «мирской» линии литургического развития. Напротив, монашество сыграло в ее создании огромную роль, и последний слой песнопений, то есть именно тот, который находится в употреблении сейчас, связан в первую очередь с монашеством. Но эта монашеская гимнография начала развиваться уже только внутри византийского уставного синтеза. То же, что мы назвали новой литургической функцией церковного пения, то есть исходный пункт его победоносного развития в уставе, принадлежит, несомненно, именно «мирскому» типу и форме литургического предания. То же самое можно сказать и о ритуальном усложнении богослужения. Оно будет воспринято и интегрировано в окончательный устав из той же «мирской» богослужебной практики, из торжественного «кафедрального» обряда Св. Софии прежде всего, но, будучи воспринято и усвоено, оно опять-таки будет перетолковано в категориях монашеского мистического богословия.