В основном этой изначальной идее культ святых остался верен и когда кончилась эпоха гонений, в период наибольшего своего расцвета. Воздвигая храмы-мартирии святым, окружая их восторженным почитанием, христиане не забыли о первичном смысле святости как самосвидетельства Церкви о себе: с этой точки зрения очень показательны результаты кропотливого анализа влияния культа святых на архитектуру, проделанного А. Грабарем в его «Martyrium»: «Архитектура IV–V веков, – пишет он, – не дала себя увлечь народным искажением христианства. И из анализа… восточных храмов – сирийских и греческих – нужно запомнить главным образом следующий существенный факт: каково бы ни было место, отведенное в них останкам святого и его литургическому культу, и какова бы ни была их архитектурная форма, все они были храмами, построенными для нормального евхаристического собрания»[292]
. Иными словами, все то развитие почитания святых, которое нашло свое выражение в соединении их гробниц с храмом, а позднее и с алтарем, связь между телом мученика и Евхаристией – все это свидетельствует о развитии первоначального, исконного понимания места святых в Церкви и ее богослужении. Но, наряду с этим, эта область не меньше, если не больше, чем другие, подверглась давлению нового «литургического благочестия».В свое время модной была теория, согласно которой христианский культ святых был, по существу, некоей трансформацией античного языческого культа богов и героев[293]
. Теория эта, как и та, что выводила весь христианский культ из языческих мистерий, вряд ли защищается кем-либо теперь серьезно. Критические работы таких ученых, как И. Делейе, издание текстов, большее «богословское» проникновение в прошлое церковной жизни вернули вопрос о почитании святых в более здравую перспективу. «Почти все эти предполагаемые метаморфозы, – писал Делейе, – основаны на несерьезных сопоставлениях, и, если по существу один за другим взвесить аргументы, предлагаемые критиками, поражаешься логическим последствиям некоей изначальной ошибки»[294]. Ошибка же эта заключалась в том, что культ святых попросту выводили из культа богов и героев, тогда как на деле совершенно самостоятельное и независимое по своему происхождению, по своей укорененности в вере и опыте Церкви почитание святых – начиная с IV века и чем дальше, тем больше – окрасилось элементами, свойственными античному «литургическому благочестию», и усвоило многие его черты. В самом общем смысле перемену эту можно определить так: с сакраментально-эсхатологического «ударение» в этом культе перешло на освятителъный и ходатайственный смысл почитания святых. Останки святого, а затем и предметы, принадлежащие ему или бывшие в соприкосновении с его телом, стали восприниматься как священные, имеющие способность сообщать свою силу прикасающимся к ним: вот основа освятителъного понимания культа святых, появляющегося в Церкви в IV веке. Ранняя Церковь окружает останки мученика большим почетом, «но ниоткуда не видно, – пишет Делейе, – что этим останкам приписывалась в эту эпоху особая сила или что от прикосновения к ним ожидался особый сверхъестественный результат. К концу же IV века многочисленные свидетельства показывают, что, в глазах верующих, некая особая сила истекает из самих останков»[295]. Этой верой в значительной мере объясняются характерные для новой эпохи факты обретения мощей, а также их дробления, перенесения и все развитие почитания «вторичных святынь», то есть разных предметов, благодаря своему прикосновению к мощам становящихся, в свою очередь, источником освятительной силы.С другой стороны, развивается и ходатайственный
характер культа святых[296]. Он тоже укоренен в предании ранней Церкви, в которой молитвы, обращенные к ее усопшим членам, были очень распространены, о чем свидетельствуют надписи в катакомбах. Но между этой ранней практикой и той, которая постепенно развивается начиная с IV века, есть существенная разница. Первоначально призывание усопших было основано на вере в «общение святых»: молитвы обращены к любому усопшему, а не специально к мученику. В жизни Церкви общение святых во Христе, их молитвы друг за друга, связь любви не нарушаются смертью, ибо во Христе нет мертвых, но все живы. Но существенная перемена происходит тогда, когда это призывание усопших начинает совершаться только по отношению к определенной категории усопших.