Введение в общую культурно-историческую психологию

Однако использование людей для хранения какой-то особой памяти, безусловно, древнее. Люди-хранители памяти выращивались с детства как особый вид посвящения близкого к жреческому или жреческого. Об этом говорит то, что все великие книги человечества, начиная с Вед, несколько тысячелетий до того, как были записаны, существовали в изустном хранении.

При этом задача хранителя – запомнить все образы в точности в соответствии с передачей и уметь воспроизводить их без искажений. На самом деле это совсем не сходно с магнитофоном. Исследования русскими учеными того, как хранились и передавались эпические песни русского Севера, показывают, что память хранителей особым образом воспитывалась и взращивалась. Иначе говоря, в ней обнаруживается некое устроение, которое, в первую очередь, позволяет схватывать основные образы, типа тех образных рамок, что мы разбирали чуть выше. Их обычно называют сюжетными линиями. А уж потом эти рамки наполняются заведомо избыточным содержанием, то есть в рамках определенной сюжетной линии хранитель-сказитель волен выбирать подходящие к рамке сюжетные ходы. Одни и те же песни, рассказанные разными сказителями или одним и тем сказителем в разное время, отличаются друг от друга, но лишь по ходам, никогда при этом не нарушая определенных рамок, которые могут считаться каноническими для каждой песни. Если же такое случается, значит, традиция разрушается и скоро погибнет. Не стало тех, кто может поправить сказителя и указать ему на то, что его сказ не соответствует Образу мира, который хранят в своей памяти все члены сообщества.

История до Геродота – это особым образом устроенная память людей о том, каково устройство их Мира и как этот Мир обрел это устройство, как он сложился в начале начал. Поэтому летописец записывает изменения, которые боги или от их имени князья вносят в устройство Мира.

История – это деяния людей. Они находятся в промежутке между началом начал, то есть деяниями богов, и сегодня. В чем разница с точки зрения написания текста?

Это ярко видно при сравнении Гомера с Геродотом. Мне кажется, Геродот осознанно подражал Гомеру, точнее, он хотел сделать то же самое в отношении людей, что Гомер в отношении богов и героев. Все так или иначе читали «Илиаду». Но многие ли могут уверенно ответить, о чем она? Большинство ответов будет, примерно: о троянской войне; о войне греков с Троей и тому подобное. Но Гомер сам говорит о том, что он хотел описать, в первой же строке поэмы:

«Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына» (Гомер, с.15).

Гнев Ахилла и только. Все остальное нужно только затем, чтобы понять этот гнев.

Геродот, словно в подражание Гомеру, тоже начинает с предельно краткого определения того, что он хочет сделать в своих книгах:

«Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».

«Прошедшие события» Геродота – это отнюдь не прошедшие события Гомера, потому что это – деяния людей, и людей таких, о которых еще помнят живые свидетели. У Геродота уже нет возможности писать о богах – он опоздал, и это все уже написано. У него нет возможности писать о троянской войне. Это тоже уже написано. Зато не написано о греко-персидской войне. Это событие и это материал, из которого Геродот будет делать нечто свое. Гомер из материала троянской войны делает песню о гневе Ахилла. Что делает Геродот из материала греко-персидких войн? Он делает исследование «в особенности» того, почему люди воевали. Он задается вопросом о причинах, побудивших людей действовать.

Вот в этом основное отличие Геродота от всех его предшественников и Гомера. Вопрос о причинах действий людей до Геродота неуместен, потому что уместен лишь вопрос о причинах действий богов. Но этот вопрос в мифологии решается не начинаясь. Он – очевидность. Как только мифология создает некий образ, скажем образ суда Париса, как он становится окончательным и должен быть принят как некая данность, которая исследоваться не может. Ты не в состоянии задать вопросы богам.

Когда мы спрашиваем о причинах человеческих поступков, мы всегда можем задать вопросы и выяснить, не врут ли нам и что было на самом деле. Иначе говоря, с переходом к человеческой истории возникает понятие истины. История становится первой наукой, ее выясняющей. Считается, что и Геродот, и Фукидид многократно перепроверяли все свидетельства очевидцев, задавая им множественные вопросы о виденных ими событиях, похожие на те, которыми Сократ проверял истинность человеческих свидетельств о собственном мышлении.