К числу архаических идей этого рода принадлежит весьма распространенное и глубоко укоренившееся в умах понятие о будущем, как о чем-то таком, что не может быть предметом познания, прогноза по указаниям науки, а подлежит совсем иному постижению, основанному на вере, надежде, и даже любви. Прошлое изучается, будущее созидается. Прошлым заведует познающий разум, будущим распоряжается творческая воля, окрыленная верой и мечтой. Прошлое есть факт, нечто данное, и мы можем изучать его, пользуясь установленными в науке методами исследования. Будущее есть нечто еще несуществующее, не ставшее фактом. Оно не подлежит научному изучению. И если оно постигается, то не научно, а религиозно или идеологически. Оттуда – уже недалеко от подмены понятия о будущем, как о закономерном всемирно-историческом процессе, понятием о нем, как об идеале. Идеал можно проповедовать, проводить в жизнь, осуществлять. Таким путем, будто бы, и созидается будущее.
На крутых поворотах истории это архаическое воззрение, сохраненное не в виде мертвого культурного пережитка, а в качестве активного переживания, приобретает особое значение и овладевает умами с необычной силой. Вера в будущее становится в своем роде религиозною: она порабощает мысль человека, ослепляет умственный взор, направляет волю, гипнотизирует всю психику. Человеческому произволению, революционному творчеству приписывается сверхъестественная мощь. Люди ждут чудес. Люди хотят творить чудеса. Они уже думают, что творят их, и ждут внезапного наступления “царства правды” на земле…» (Овсянико-Куликовский, с.153–154).
Это было написано после первой русской революции и всего за несколько лет до второй. Без учета Образа Мира-мечты нам никогда не понять движущие начала в мышлении человека, а может быть, и в человеческой истории. И это опять прикладной вывод из учения В. фон Гумбольдта.
Таким образом, изыскания Вильгельма фон Гумбольдта выводят нас на то пограничье науки, за которым начинается уже прикладная культурно-историческая психология.
Глава 7
Дж. С.Милль
Начиная разговор о следующем этапе развития психологии, Коул делает замечание, которое полностью относится и к русской психологии: «К середине XIX в. начинают обнаруживаться попытки примирить позиции естественных и гуманитарных наук. Благодаря растущему авторитету естественных наук предлагавшиеся пути примирения сводились к идеям о том, как придать научный статус изучению процессов и результатов психической жизни (подчеркнуто мной – А.Ш.). Однако была довольно широко признана и важность исторических исследований для понимания современного мышления. В период, предшествовавший возникновению психологии как самостоятельной дисциплины, начинают появляться соображения о возможности такой психологии, которая соединила бы оба эти взгляда на мир в рамках одной дисциплины» (Коул, с.38).
Первым, кто попробовал создать такую двойственную психологию, был Джон Стюарт Милль. «В своем труде “Система логики” (1843) он утверждал – в противоположность принятым представлениям, – что мысли, чувства и поступки на самом деле могут быть объектом научного исследования, – пишет о нем М. Коул. – Законы психологии касаются механизмов смены одних умственных состояний другими. Дж. С.Милль полагал, что законы ассоциации (например, если две мысли часто приходят вместе, то в будущем одна будет вызывать другую; или чем больше интенсивность двух совместно появляющихся мыслей, тем больше вероятность, что они будут вызывать друг друга) суть элементарные психологические законы, аналогичные закону тяготения в физике. Эти законы, как он утверждал, “……установлены обычными методами экспериментального исследования – никаким другим образом они и не могли быть установлены”.
Неприятности начинаются, однако, когда мы пытаемся перейти от демонстрации предположительно универсальных элементарных законов мышления к предсказанию реального поведения в конкретных обстоятельствах. Особенно важны две трудности. Во-первых, хотя сложные идеи и могут возникать по простым законам, сложное целое не эквивалентно сумме частей. Дж. С. Милль говорил о сочетании ассоциаций как о “ментальной химии”. Во-вторых, результат, получаемый из комбинации элементарных законов, не универсален и не независим от времени, скорее реальные комбинации элементарных законов зависят от конкретных условий их комбинирования, поскольку “действия отдельных людей не могут быть предсказаны с научной точностью хотя бы только потому, что мы не можем предвидеть всю полноту обстоятельств, в которых окажутся эти люди”.
То, что возникает из взаимодействия элементарных идей с конкретными индивидуальными обстоятельствами, Дж. С. Милль называл характером. Изучение характера, писал он, должно стать “главным объектом научного исследования природы человека”. Ни дедукция, ни эксперимент (“единственные два способа, которыми могут устанавливаться законы природы”) при изучении характера неприменимы.<…>