Введение в общую культурно-историческую психологию

Милль в основе исходил в своих взглядах на общественные вопросы из убеждения (которого держался, например, и Платон), что государство может быть прочным только в том случае, если в нем пользуются полным авторитетом мнения людей, наиболее сведущих в общественных делах. Он думал, что общественная жизнь может и должна строиться не только и не столько из столкновения групп людей, объединенных одинаковостью их интересов, т. е. из общественной борьбы и компромиссов, сколько под руководством философов, вырабатывающих для общественных мероприятий столь же непогрешимые практические указания, какие может дать, напр., техник для устройства вентиляции, химик-агроном – для повышения урожаев ржи или пшеницы и т. п. Но “как довести людей до того, чтобы они в общественных вопросах добровольно принимали мнения специалистов?..

Все сразу и без колебаний соглашаются с решением людей, специально занимающихся физическими науками. Почему? – Причина одна: в этой области существует полное согласие среди специалистов. А от чего происходит это полное согласие? От того, что здесь все люди принимают одни и те же критерии истинности, одни и те же условия доказательности. Нельзя ли и среди исследователей общественных вопросов достигнуть подобного же единодушия относительно методов исследования – для того, чтобы и здесь внушать такое же доверие к авторитету специалистов?” “Та недостоверность, какою отличаются самые основные принципы нравственной и политической философии <…> доказывает, что средства открытия истины в этих науках до сих пор недостаточно выяснены. И куда же можно с большею пользой обратиться для изучения надлежащих методов и внедрения в умы надлежащих навыков, как не к той отрасли знания, в которой, по общему убеждению, добыто наибольшее число истин, достигнута наибольшая степень достоверности, какая только возможна?..” Таким образом, когда Милль писал свою “Систему логики”, для него было важно выяснить научные методы, как они применяются в естествознании, только для того, чтобы потом попробовать применить эти методы к нравственным и общественным учениям и теориям, которые до тех пор почти еще не изучались строго научным образом» (Ивановский, с. XII–XIII).

Нимало не смущаюсь делать целиком такие огромные заимствования у Ивановского: лучше не расскажешь, а изобретать свое мне не хочется. Следующий шаг в развитии мысли Милля Ивановский освещает с помощью профессора У. Минто, который был учеником психолога и логика А. Бэна, продолжавшего дело Милля:

«Изучая приемы исследования в области точных наук, Милль хотел узнать не столько то, как совершались научные открытия в этих областях науки, сколько то, каким образом исследователи сами приходили к убеждению и убеждали других в том, что их заключения правильны. Изучив, в чем видят здесь критерий истинности и каковы принципы доказательства, Милль и задался целью формулировать их так, как они могли прилагаться к положениям политики, этики, истории, психологии… В действительности, у Милля обзор научных методов должен был служить всего лишь введением к шестой книге его “Системы логики” – к логике нравственных наук» (Цит. по Ивановский, с. XIII–XIV).

Итак, мы не знаем, почему Милль захотел реформировать общество, может быть, это был сумасшедший образ, запавший ему в душу еще в раннем детстве от отца, который не хотел тянуть крестьянскую лямку и сумел переделать свой собственный мир. Но реформировать общество значит хотеть создать иное общество, а это значит – хотеть воплотить некий имеющийся у тебя образ иного мира. И называется он – Мир Мечты. Мир Мечты есть у каждого, и даже если человек не хочет его воплотить, то по крайней мере с наслаждением использует, чтобы ругать настоящий мир, сравнивая со своим понятием о том, как должно быть правильно, то есть с образом Мира Мечты. Но если ты задумал достичь его, жизнь мгновенно меняется, потому что цель такого масштаба неизбежно подчиняет себе все твои жизненные проявления, создает иерархию ценностей и строит «лествицу» достижения мечты. И мы видим из биографии Милля, как выбрасываются ступени ее достижения сюда, в настоящее, определяя все его интересы и дела. Он очень похож в этом на Гумбольдта.