Введение в общую теорию языковых моделей

В литературе по логике иной раз употребляются термины, которые, может быть, удобно было бы применить к такого рода смысловым образом заряженной семантической предметности, но которые отнюдь еще не говорят относительно объективно-реальной внедренности и результатах этих смысловых зарядов. Так говорили, например, о тетическом акте, о котором можем говорить и мы, желая подчеркнуть исключительно только смысловой характер семантического полагания (thesis – «полагание»). Можно также говорить о политетических («множественно полагающих»), синтетических («единовременно», или «цельно полагающих»), номотетических («закономерно полагающих») и т.д. и т.д. актах. Всякая такая терминология будет для нас очень удобна как раз ввиду того, что она рисует смысловой заряд фонемы, но не рисует, так сказать, ее выстрела в объективную реальность. Говорили в этом же смысле о понятии как проблеме, о понятии как гипотезе, о понятии как о чистой возможности и т.д. и т.д. В этой области особенно много упражнялись старые неокантианцы. И поскольку они рисовали чисто смысловую сторону мышления и науки, они были совершенно правы, и не только правы, но даже намного превосходили других идеалистов, не бывших в состоянии выйти за пределы слишком уж устойчивых категорий и за пределы слушком уж неподвижных, метафизически изолированных понятий. Тут неокантианцы, несомненно, внесли живую струю в обработку тех категорий, которыми работает реальная наука. И все же, в конце концов, неокантианство оставалось абсолютным идеализмом, не будучи в состоянии выйти на широкие просторы объективной реальности и аристократически боясь замараться этой слишком уж реальной и слишком уж материальной действительностью объективно данных фактов. С их точки зрения, нужно было говорить не о «данностях», но обязательно только о «заданностях». Мы не имеем никакой нужды отвергать момент заданности в понятии фонемы. Этот момент в ней вполне ощутительно присутствует. Но зато тут же возникает потребность, конечно, говорить и о данностях живого человеческого опыта и о функционировании фонемы в живом человеческом общении. Но тогда возникает еще одна область аксиом, далеко выходящая за пределы только одной семасиологии. О ней нам и остается говорить.

5. Обратное отображение сознания в действительность

Аксиома самодвижения

Итак, после анализа всех смысловых элементов фонемы, перейдем к реальному потоку живой человеческой речи и будем рассматривать уже не самое фонему, а то, что она порождает, объективно-реальный результат ее смысловых функций, т.е., в конце концов, обратное отображение человеческого сознания в сферу покинутой им реальной действительности, покинутой ради овладения самой же этой действительностью. Это же можно назвать и переходом от абстракции к практике, но к такой практике, которая уже вооружена всеми возможными мыслительными операциями и потому является не слепой, но сознательной, закономерной и разумно-творческой.

Ленин прекрасно понимал диалектическую природу этого скачка между сознанием и бытием. Он пишет[37]:

«Чем отличается диалектический переход от недиалектического? Скачком. Противоречивостью. Перерывом постепенности. Единством (тождеством) бытия и небытия».

В связи с этим наиболее объективным Ленин считал не просто объект как таковой, но его совпадение с его собственной противоположностью, т.е. с субъектом. Самодвижение свойственное материи как таковой и не нуждающееся ни в каком человеческом субъекте, получает наиболее выпуклую форму именно тогда, когда оно уже осознано субъектом и потому является творчеством самой жизни.

«Здесь важно: 1) характеристика диалектики: самодвижение, источник деятельности, движение жизни и духа; совпадение понятий субъекта (человека) с реальностью; 2) объективизм в высшей степени („das objektivste Moment“)»[38].