просветителей и верил в будущее торжество свободы, равенства и братства. Его
любовь к еврейским анекдотам, чувство юмора, передались сыну и сыграли некоторую
роль в психоаналитических открытиях Фрейда. В семье постоянно звучали немецкий,
чешский, идиш. Возникшее у Фрейда в детстве чувство языка способствовало
формированию у него тонкой душевной интуиции и способности к человеческим
контактам. Он хорошо понимал огромную роль речи — анализирующей, убеждающей,
советующей, исповедальной в отношениях людей. Уже в семилетнем возрасте Зигмунд
прочел Библию, а в восемь начал читать Шекспира. В Лицее он был первым учеником.
Родители Фрейда ладили между собой. И все-таки, вероятно в силу общепринятых
бытовых условий того времени, когда дети, близко наблюдая жизнь родителей, были
не посвящены в проблемы взрослых, Зигмунд уже в раннем возрасте ощутил в себе
какие-то симптомы “эдипова комплекса”. Сильный, умный, патриархально настроенный
отец. Красивая молодая мать, которую он не раз видел обнаженной. Образ нагой
матери вызывал странные ощущения: влечение, любопытство, страх чего-то
запретного. Интерес к телу матери, как полагал Фрейд, пробудил в нем страсть к
разглядыванию, которая в психиатрии называется “скопофилией”. Внимательное
рассматривание препарата под микроскопом, рассматривание мельчайших нюансов в
поведении больного — как элементов общей картины личности — стало впоследствии
главным исследовательским приемом Фрейда.
Около десяти лет Фрейд испытал некоторое разочарование в своем отце, которого
любил и уважал. Желая показать сыну, насколько нынешние времена лучше прежних,
Якоб рассказал ему историю про то, как один встречный мужчина на тротуаре на
людной улице сбил с него шляпу и начал кричать: “Еврей, убирайся с тротуара”! На
возмущенный вопрос сына: “Что же ты сделал”? — отец спокойно ответил: “Я сошел с
тротуара и поднял шляпу”. Эта история была, по-видимому, лишь поводом к
“частичной утрате отца”, которую в подростковом возрасте должен переживать,
согласно теории психоанализа, любой мужчина. Будучи первенцем в семье,
воплощением семейных надежд, обладая талантом и честолюбием, но не чувствуя за
спиной сильной фигуры отца, Фрейд в юности пережил немало сомнений, страдал от
неуверенности, искал “замену отца” в образах сильных личностей — среди героев
античности, маршалов Наполеона, а затем среди своих старших коллег и научных
руководителей, которых был склонен идеализировать. На школьном спектакле он с
увлечением исполнял роль Брута: “Я оплакиваю Цезаря, потому что он любил меня,
был храбр и показывал пример того, как надо жить. Но я убил его потому, что он
хотел власти”. Зигмунд идентифицирует себя с теми, кто восстает против власти.
Его симпатии были всегда на стороне карфагенян, а не римлян. Ганнибал — его
любимый герой. Он был к тому же предводителем семитов, символизировал еврейскую
стойкость. Только после рождения самых смелых и оригинальных идей, ставших
основой психоанализа, Фрейд обрел твердую основу для внутреннего развития, стал
вполне независимым мыслителем и человеком. Подвергнув себя психоанализу, он в
поразительно свободной манере и с большой искренностью сообщил в письмах своему
другу Флиссу о своих мечтах и разочарованиях, внутренней борьбе, которую он вел
с самим собой.
Фрейд обладал строгим, ясным, открытым умом; богатым воображением. Он был в меру
общителен, демократичен, респектабелен. Э. Джонс характеризует его как
идеалиста, поборника свободы, антиавторитариста. Но авторитарные черты
присутствовали в характере зрелого Фрейда, выражая, вероятно, стремление к
внутренней определенности и еще в большей степени являясь результатом борьбы с
многочисленными нападками в адрес его детища — психоанализа, который он должен
был постоянно защищать от поношений. Он вел борьбу не только с общественностью,
но и со многими, когда-то любимыми учениками, которых изгонял из своего кружка,
когда они желали “ревизовать” психоанализ и отступали от основных его принципов.
Получив степень бакалавра, Фрейд колеблется в выборе профессии. Под влиянием
друга детства Генриха Брауна, ставшего впоследствии руководителем немецкой
социал-демократии, он увлекается политикой и правом. В нем преобладают
гуманитарные наклонности. Его самое большое желание — понять человека. Но дух
времени заставляет предпочесть опытную науку. Тень великого Дарвина, успехи
физики и биологии, романтический образ Матери-Природы, полной великих тайн,
влекут к себе молодые умы. Миссия исследователя, того, кто ищет истину и
развеивает иллюзии — вот его призвание. И Фрейд поступает на медицинский
факультет Венского университета. Он увлекается великими философами, литературой
и практику врачевания воспринимает всю жизнь скорее как долг, работу, источник
знаний и заработка, но не как призвание. Стихией его души было опытное
исследование. Фрейд всегда подчеркивал свою отстраненность от умозрительной
философии, хотя критики нередко усматривают в этом кокетство.
Даже в зрелые годы, познакомившись с идеями Гартмана, Ницше, Шопенгауэра,
созвучными в некоторых отношениях его собственным, придя на основе психоанализа