Введите обвиняемых

– Вовсе нет. Ибо я наблюдал за вами, подмечал ее жесты, взгляды, иные проявления благосклонности. Если королева вела себя так на людях, то что позволяла себе наедине? Полагаю, женщины от вас без ума. Вы очень привлекательный юноша.

– Честно говоря, мы считали вас содомитом, – вставляет Ричард.

– Что еще за выдумки, сэр! – Марк заливается краской. – Я умею все, что умеет любой мужчина!

– Выходит, королеве пришлись по душе ваши умения? – спрашивает он с улыбкой. – Она испытала вас в деле и сочла достойным своей милости?

Взгляд юноши скользит, словно шелковая материя по стеклу.

– Не стану я это обсуждать.

– Разумеется. Но что мешает нам сделать собственные выводы? Королева – женщина опытная и вряд ли соблазнится неумехой.

– Мы, простолюдины, – говорит Марк, – кой в чем не уступаем благородным господам.

– Неудивительно, что благородные господа предпочитают скрывать от дам эту истину.

– Иначе, – подхватывает Ричард, – все герцогини только и резвились бы в лесу с дровосеками.

Он не может удержаться от смеха:

– Вот только герцогинь на свете изрядно меньше, чем дровосеков. Пришлось бы устроить состязание.

Марк смотрит на него, словно он изрек некую священную тайну.

– Хотите сказать, у королевы были еще любовники? Я никогда ее не спрашивал, я бы не посмел, но я знаю, они ревновали ко мне.

– Возможно, старые любовники ей опостылели? А Марк тут как тут. – Со знаменитой кромвелевской прямотой Ричард спрашивает: – Сколько раз?

– Должно быть, удобный случай представляется редко, – вставляет он. – Даже если фрейлины в сговоре.

– Фрейлины меня не любят, – говорит Марк. – Они станут отрицать мои слова. Им по душе Уэстон, Норрис, прочие господа. Я для них – пустое место, они гладят меня по голове и называют мальчиком на побегушках.

– Королева – ваш единственный друг, – говорит он, – зато какой! – Он делает паузу. – А теперь вы должны перечислить остальных. До сих пор вы назвали двоих.

Марк поднимает глаза, потрясенный тем, как изменился его тон.

– Ну же, перечислите всех. И отвечайте мастеру Ричарду. Сколько раз?

Под его взглядом Марк каменеет. Что ж, во всяком случае, у мальчишки был звездный час: удивить господина секретаря под силу немногим, по крайней мере из живых.

Он ждет.

– Возможно, вы правы, не доверяя словам. Хотите изложить ваше признание на бумаге? Должен сказать, Марк, мои клерки будут потрясены не меньше меня, наверняка даже наставят клякс. Думаю, ваши успехи поразят и королевский совет. Многие благородные господа будут вам завидовать. Едва ли вы дождетесь от них жалости. «Смитон, открой нам свой секрет!» – велят они, а вы зардеетесь и промямлите: ах, джентльмены, я не осмелюсь. Но вы осмелитесь, Марк, потому что вас заставят. Вы выложите все, сами или по принуждению.

Он отворачивается от Марка.

Юношу бьет дрожь: пять минут похвальбы в одной бессмысленной жизни – и, словно раздраженные торговцы, боги выставляют счет. До сих пор Марк жил в мире грез. В нем прекрасная принцесса однажды слышит звуки неземной красоты, выглядывает из окна замка и видит в лунном свете скромного музыканта с лютней. Впрочем, если под личиной музыканта не скрывается принц, историю ждет печальный финал. Мечта разбита, дверь открывается, вокруг хмурые лица – Стипни, теплые сумерки в начале весны, птичьи трели умолкли, где-то гремят засовы, табурет скрипит по полу, собака лает за окном, Томас Кромвель говорит:

– Нам давно пора ужинать, так что приступим без промедления, вот чернила и бумага. А это мастер Ризли, он будет записывать.

– Я не стану называть имен, – говорит юноша.

– Вы хотите сказать, кроме вас, у королевы не было любовников? Она вас обманула, Марк. Что меня не удивляет, ведь ей удалось обвести вокруг пальца самого короля.

– Нет. – Марк трясет головой. – Она чиста. Сам не знаю, что на меня нашло.

– Я тоже не знаю. Никто вас не неволил. Не принуждал, не обманывал. Вы сами все рассказали. Мастер Ричард может засвидетельствовать.

– Я беру свои слова обратно.

– Не получится.

Пауза, в темноте очертания комнаты расплываются, фигуры занимают места в пространстве сумерек.

– Я озяб, дайте огня, – говорит господин секретарь.

Простое указание, однако Марк решает, что огонь несут по его душу и сейчас его будут жечь. Юноша вскакивает с места и бросается к двери, пожалуй, первая здравая мысль за весь вечер, да только Кристоф, сама любезность и добродушие, разворачивает его обратно:

– А ну-ка сядь, красавчик.

Поленья уложены, но огонь не хочет заниматься. Наконец раздается привычный треск, и слуга удаляется, вытирая руки о фартук. Марк тоскливо смотрит ему вслед, завидуя последней кухонной служанке или мальчишке, который драит ночные горшки.

– Ах, Марк, – вздыхает господин секретарь, – мне говорили, тщеславие – грех, хотя чем тщеславие отличается от применения наших талантов, которые Библия велит не зарывать в землю? И вот мы здесь, вы и я, оба – кардинальские слуги в свое время. И если бы кардинал увидел нас здесь вместе, то, верно, удивился бы. Впрочем, к делу. Кто сменил вас в постели королевы? Норрис? Или у вас, доверенных слуг, было свое расписание?