Введите обвиняемых

Ибо что остается женщине вроде Джейн Рочфорд, если все на свете против нее? Вдове со средствами легко жить своим умом, жене торговца – усердно управлять мужниным делом, откладывая золото про запас. Простая горожанка, которую поколачивает благоверный, может подговорить крепких дружков, чтобы те стучали в сковороды у нее под дверью среди ночи, пока небритый муженек не выскочит на улицу в одной рубахе, которую они не преминут задрать, чтобы осмеять его жалкий уд. Но молодой благородной женщине негде искать защиты. Власти у нее не больше, чем у бессловесной ослицы, одна надежда, что хозяин не слишком часто станет пускать в ход хворостину.

– Ваш отец, лорд Морли, ученый человек, весьма мной почитаемый. Вы не пробовали обратиться к нему?

– Зачем? – В голосе леди Рочфорд сквозит презрение. – Когда мы поженились, он сказал, я сделал для тебя все, что мог. Все отцы таковы. Он отдал меня за Болейна, как сбыл бы с рук борзого щенка. Теплая конура и миска с объедками – что еще нужно? Вы же не спрашиваете скотину о ее желаниях.

– Вы никогда не думали, что ваш брак можно расторгнуть?

– Нет, господин Кромвель. Мой отец все предусмотрел, вам ли не знать, вы же числите себя его другом. Никаких прежних обручений, никаких помолвок. Даже вам с Кранмером не удалось бы признать наш брак недействительным. В день свадьбы Джордж сказал мне прямо за столом: я делаю это только потому, что мне велел отец. Самые подходящие слова для двадцатилетней девушки, грезящей о любви. Я не смолчала и ответила, мол, если бы отец меня не заставил, я бы к вам близко не подошла, сэр. А когда потушили огни, нас уложили в постель. Он протянул руку и принялся теребить мою грудь, приговаривая, что видал и получше, а повидал он немало. А потом велел мне лечь и раздвинуть ноги. Исполним наш долг, сказал он, подарим моему отцу внука, и если родится сын – будем жить порознь. А я ответила: делай что хочешь, если сумеешь, даст Бог, семена попадут в рыхлую почву и приживутся, а потом забирай свою мотыгу и чтобы я больше ее не видела. – Она хихикает. – Но вы же знаете, я бесплодна. Или они хотят, чтобы я так думала. А может быть, у моего мужа дурное или негодное семя? Видит Бог, где только Джордж его не оставляет. О, он ведь евангелист, святой Матфей направляет его, святой Лука защищает. На свете нет более праведного человека, чем Джордж, единственное, чего Господь не предусмотрел, – это снабдил человеков слишком малым количеством отверстий. Если Джордж встретит женщину, у которой манда под мышкой, то возблагодарит Создателя, подыщет для нее дом и станет наведываться к ней каждый день, пока ему не прискучит. Для Джорджа нет ничего святого. Он не постесняется покрыть суку терьера, если та вильнет хвостом и скажет: «гав-гав».

Он теряет дар речи. Теперь ему никогда не отделаться от навязчивой картины: Джордж, отважно совокупляющийся с терьерихой.

– Я боюсь, что он заразил меня чем-то нехорошим, поэтому я не могу понести дитя. Что-то разрушает меня изнутри и когда-нибудь сведет в могилу.

Когда-то леди Рочфорд просила его вскрыть тело, если она умрет внезапно. Тогда она боялась, что муж отравит ее, нынче уверена, что давно отравил. Вам пришлось несладко, миледи, тихо говорит он.

– Но все это не имеет отношения к делу. Если Джордж знает о королеве то, что стоит узнать королю, я вызову его свидетелем, но вряд ли он откроет рот. Брат не станет свидетельствовать против сестры.

– Я не об этом, – отзывается леди Рочфорд. – Я утверждаю, что он бывает в ее спальне, с ней наедине, когда двери заперты.

– Они беседуют?

– Я стояла под дверью, но голосов не слышала.

– Возможно, молятся?

– Я видела, как они целовались.

– Брату и сестре целоваться не возбраняется.

– Но не так!

Он берется за перо:

– Леди Рочфорд, я не могу записать: «Он целует ее не так».

– Его язык был у нее во рту, а ее язык – во рту у него.

– Вы хотите, чтобы я это записал?

– Вы не доверяете собственной памяти?

Если подобное всплывет на суде, думает он, в городе начнутся волнения – все равно что сказать в парламенте, что епископы совокупляются прямо на своих скамьях.

Он ждет, перо медлит над бумагой.

– Что заставило королеву пойти против природы?

– Так удобнее, неужели не понимаете? Ей повезло с Елизаветой, девочка похожа на нее. Вообразите, если бы родился мальчик с лицом вытянутым, как у Уэстона? Или как две капли воды похожий на Уилла Брертона? Что сказал бы король? Однако никто не осмелится назвать ребенка незаконнорожденным, если он похож на Болейнов.

Еще и Брертон. Он делает пометку, вспоминает, как однажды Брертон пошутил, будто умеет находиться в двух местах сразу. Злая шутка, враждебная. Пришла моя очередь смеяться.

– Чему вы улыбаетесь? – спрашивает леди Рочфорд.

– Я слышал, любовники королевы позволяли себе рассуждать в ее покоях о смерти короля. Джордж был среди них?

– Если бы Генрих услышал, как они смеются над его мужскими достоинствами, он бы этого не вынес.

– А теперь хорошенько подумайте о последствиях. Если вы дадите показания против мужа в суде или в совете, от вас многие отвернутся.