– Честно говоря, господин секретарь, – произносит Мэри Шелтон, – я пришла бы и без приглашения.
Ее рука дрожит. Она делает глоток, пристально всматривается в вино на дне кубка, словно гадает, затем поднимает глаза с поволокой.
– Не хотела бы я снова пережить такой денек! Нэн Кобэм хочет с вами поговорить. А еще Марджори Хорсмэн. Все фрейлины королевы.
– Вы что-то знаете? Или просто хотите поплакаться? Размазать чернила на моих бумагах?
Мэри опускает кубок и протягивает руки, словно ребенок: смотри, чистые. Он тронут.
– Попробуем разобраться? – спрашивает он мягко.
Весь день в покоях королевы крики, грохот дверей, топот ног: разговоры вполголоса, с оглядкой.
– Я готова жить где угодно, только не при дворе, – говорит Шелтон, убирая руки. – Выйти замуж. Разве я хочу многого: выйти замуж и рожать детей, пока молода?
– Грех вам жаловаться. Я думал, вы собираетесь за Гарри Норриса.
– Я тоже так думала.
– До меня доходили слухи о вашей ссоре, но ведь с тех пор прошел год?
– Леди Рочфорд вам рассказала. Не слушайте ее, она все придумывает. Впрочем, это правда, я поссорилась с Гарри, или он со мной. А все из-за молодого Уэстона, который повадился торчать в покоях королевы. Гарри решил, что тот имеет на меня виды. Я тоже так думала, но, клянусь, я его не завлекала!
– Мэри, именно это вы и делали, – смеется он. – Вы обречены завлекать мужчин даже против воли.
– А Гарри Норрис возьми да и скажи: сейчас как врежу этому сосунку между ребер, чтобы знал, – хотя Гарри не из тех, кто лезет в драку. А королева, моя кузина, говорит: только не в моих покоях. Тогда Гарри сказал: с разрешения вашего величества я выволоку его во двор и там поколочу.
Мэри не в силах удержаться от жалкого смешка.
– Они обсуждали его, будто его там не было, а Фрэнсис стоял и слушал, а потом и говорит: хотел бы я посмотреть, как ты меня поколотишь, Норрис, в твои-то преклонные годы, ты и на ногах-то держишься с трудом…
– Мистрис, нельзя ли покороче?
– И так они пререкались, и пихались, и бранились битый час, а миледи королева только знай их подначивать. А потом Уэстон и говорит: уймись, Добрый Норрис, я здесь из-за другой, и ты прекрасно знаешь из-за кого. Нет-нет, я не знаю, говорит Анна, скажите нам. Леди Вустер? Или леди Рочфорд? Не таитесь, Фрэнсис, признайтесь, кто дама вашего сердца. А он говорит: это вы, мадам.
– И что ответила королева?
– О, она разгневалась, налетела на него, велела никогда больше так не говорить, а то ее брату Джорджу придется поколотить его ради чести королевы Англии. А еще она все время смеялась. Потом Гарри Норрис стал пререкаться со мной из-за Уэстона, а Уэстон с ним из-за королевы. И оба они спорили с Уильямом Брертоном.
– А этот откуда взялся?
– Он как раз вошел… – Мэри хмурится. – Кажется, это было в тот раз… или в другой, не важно. И королева сказала: вот мужчина для меня, Уилл вам не чета, он не станет кривить душой. Но она мучила и дразнила их всех. Анну не разберешь: то читает вслух мастера Тиндейла, то открывает рот, а оттуда торчит дьявольский хвост.
С тех пор, если верить Шелтон, проходит год. Гарри Норрис и мистрис Шелтон мирятся, и Гарри смиренно приползает в ее постель. Все возвращается на круги своя до сегодняшнего дня. Двадцать девятого апреля.
– Началось все с Марка, – рассказывает Мэри Шелтон. – Этот Марк вечно слоняется рядом с опочивальней. А она, проходя мимо, то засмеется, то потянет его за рукав, то толкнет под локоть, а однажды выдернула перо у него из шляпы.
– Первый раз слышу о таких любовных играх, – замечает он. – Должно быть, они в обычае у французов?
– А сегодня утром она говорит, только посмотрите на этого щеночка. Взъерошила ему волосы, потянула за уши – у дурачка от удивления глаза на лоб полезли. Почему ты такой грустный, Марк, твое дело веселить нас, а не грустить. Он хотел упасть на колени, но она не позволила. Ради Святой Девы, стой на месте, я оказала тебе честь, почтив своим вниманием, а ты решил, что я удостою тебя разговором, словно ты джентльмен, а не простолюдин. Нет-нет, мадам, говорит Марк, я не смею надеяться на ваше доброе слово, мне достаточно взгляда. И она замолчала, ждет, когда он начнет восторгаться ее взглядом, говорить, что ее глаза словно магниты, и прочее в том же духе. А он просто разрыдался, сказал: «Прощайте» – и убежал, а она знай себе смеется. Потом мы вошли в опочивальню.
– Нельзя ли покороче?
– Анна спросила: неужто он вообразил, будто я одна из этих… которые в Пэрис-гарден, ну, этих…
– Я слыхал про Пэрис-гарден.
Она краснеет:
– Да-да, конечно. В опочивальне леди Рочфорд сказала: хорошо бы Марка вышвырнули из окна, как вашу собаку Пуркуа. Тогда королева заплакала и ударила леди Рочфорд, а та ей говорит: в следующий раз я дам сдачи, вы не королева, а просто дочь рыцаря, господин секретарь Кромвель найдет на вас управу, кончилась ваша власть, мадам.
– Леди Рочфорд болтает лишнее, – говорит он.
– Потом вошел Гарри Норрис.
– А я все думаю, куда он запропастился.